Ника вошла первой, устало опустилась в рассохшееся кресло,произведенное на свет еще при Хрущеве. С третьей попытки сорвалапластмассовый колпачок и отхлебнула из горлышка, даже не поморщившись. Привычкисветской дамы, судя по всему, оказались оттесненными в сторону новым житейскимопытом. Вадим, пыхтя от натуги, проволок мимо нее мужика в дальнюю комнату.Оставшись там один, отстегнул клапан кармана и примерился, как в случае чегобудет выхватывать наган.

Вернулся в большую комнату. Эмиль перетряхивал содержимоестаренького, облупившегося шкафа. Квартирка, в общем, была обставлена предельноубого – должно быть, бывшая женушка постаралась вывезти все мало-мальскиценное, но и не походила на притон, где регулярно веселится низкопробная пьянь.Этакая опрятная бедность нищего пролетария.

Включив мимоходом черно-белый старенький «рекорд», Эмильстал рыться в серванте. Вадим уставился на экран, как на восьмое чудо света –отвык в последнее время от подобных достижений цивилизации. Изображениедвоилось и троилось, но все же можно было разобрать, что это суетится великий сыщикКоломбо, с видом полнейшего идиота и шута старательно загоняя кого-то втщательно подготовленную ловушку.

Эмиль ненадолго вышел в дальнюю комнату, вскоре вернулся.Присел у накрытого клеенкой стола, где красовался нехитрый натюрморт из парыпустых бутылок и скудной закуски. С усталым и отрешенным видом выпил изгорлышка скверного портвейна, выбрал нетронутый кусочек селедки, съел.

Странный у него был взгляд – незнакомый, ушедший в себя,определенно пугающий. Вадиму стало не по себе, он прямо-таки физически ощущал ввоздухе напряжение, как перед грозой, – неуловимая, душная тяжестьвоздуха, неописуемый словами гнет…

Он ощутил себя словно бы отгороженным от окружающего мира.Он был отдельно, весь мир – отдельно. Реакция организма на все пережитое илипресловутое предчувствие смерти? Телевизор орал – зачем Эмиль сделал такгромко? Почему у Ники откровенно испуганные глаза?

Не вынеся напряжения, Вадим вышел в другую комнату. Что-тотут было не так, что-то изменилось… Бог ты мой!

Голова лежащего была уже вывернутаи н а ч е, совершенно не так, как это выглядело бы, окажисьон просто бесчувственным, потерявшим сознание от мастерского удара. Когда Вадимего здесь оставил пару минут назад, все выглядело не так…

Без тени брезгливости он присел на корточки, потрогал головулежащего.

Она послушно повернулась под подрагивавшими пальцами, так,словно принадлежала кукле, словно никакого позвоночника и не было, а вместонего оказался тряпичный жгут.

Несчастный алкаш был мертв. Ему сломали шейные позвонки, исделать это мог один-единственный человек…

Вадим вскочил, слыша, как за спиной распахивается дверь.

Эмиль невероятно тщательно притворил ее за собой, глядя наВадима предельно странно – застывший взгляд сомнамбулы, на губах прямо-такижалкая, виноватая улыбочка. Медленно-медленно, как бывает во сне, Вадим опустилправую руку вдоль тела, запястье ощутило сквозь толстую ткань тяжелуювыпуклость старенького револьвера.

Эмиль сделал шаг вперед, кривя губы в той же страннойулыбочке, одновременно и виноватой, и страшной:

– Ты что, Вадик? Что-то ты как-то…

И двинулся вперед – бесшумно, жутко, целеустремленно. Вадимедва не заорал от ужаса – никаких недомолвок больше не осталось, –попятился, прошептал:

– Не подходи…

– Вадик, ты что, Вадик… – столь же тихо откликнулся Эмиль, надвигаясьс застывшей улыбкой. – Не дури, все нормально, что ты такой…

Его левая рука медленно отодвигала полу бушлата, вот ужепоказались ножны, правая кошачьим движением взмыла, слегка согнувшись в локте,словно жила независимо от тела, ладонь сложилась в жесткую дощечку.

Вадим попал рукой мимо кармана, со второй попытки,покрывшись от ужаса гусиной кожей – в комнатушке вдруг стало невероятнохолодно, – выхватил наган:

– Не подходи!

На лице Эмиля мелькнуло неприкрытое изумление, но он вмигсправился с собой, смотрел ненавидяще, надвигался и надвигался плавнымикрохотными шажками, словно бы плыл над полом:

– Опусти, пидер… Кишки выну…

И метнулся вперед, выхватывая нож.

Вадим что есть сил надавил на спусковой крючок. Какое-тоневероятно долгое, растянувшееся в нелюдскую бесконечность мгновение онвнутренне корчился в неизведанном прежде ужасе – мысли бешено прыгали, телозаледенело, казалось, поднявшийся крючковатый курок так и останется в этой позициинавсегда, и грудь сейчас ощутит льдистый холод штыка…

Выстрел треснул негромко, словно переломили о коленобильярдный кий.

Эмиль дернулся вперед, пошатнулся, его лицо на глазахменялось так, что слов для этого не находилось – и Вадим в смертном ужасе нажалспуск вновь. Спиной вперед отпрыгнул к окну, ударился ногами, задницей оребристую батарею и не почувствовал боли, вжимаясь в подоконник.

Эмиль уже падал, нелепо подламываясь в коленках, оскаливзубы. Лицом вперед рухнул прямо на ноги мертвого хозяина квартиры, придавив ихживотом. И застыл – только ноги резко, не в лад, подергивались, как бывает восне с собаками. Левая рука дернулась, согнулась в локте, распрямилась, еще парураз конвульсивно содрогнулись ноги – и бывший друг, бывший сподвижник по бизнесу,неплохой коммерческий директор, кобель, наставивший другу рога, замыслившийубийство, замер, подогнув ноги, выкинув вбок левую руку, из которой давно выпалштык-нож.

Быстро и ловко – откуда что взялось? – Вадим отбросилнож ногой, опасаясь подвоха. По стеночке обошел лежащего, направив ему в головудуло нагана, двинулся к двери…

Дверь распахнулась, едва не стукнув его по физиономии.Влетела Ника, растерянно уставилась на происходящее – и, вмиг осознав все,отпрянула, некрасиво разинув рот, зажав щеки ладонями, молча отступала, пока неуперлась спиной в стену. Она так и не издала ни звука, совершенно онемев отстраха.

Косясь на неподвижные тела – вдруг все же ловушка и этот гадсейчас вскочит? – Вадим надвигался на нее. Она внезапно подломилась вколенках, опустилась на пол, все так же таращась на мужа круглыми глазами,сжимая ладонями щеки. Даже не застонала – тихонечко заскулила, как слепойщенок.

Вадим медленно поднял руку, двигаясь, словно безмозглыйробот. Заколебался, не зная, куда лучше всего выпустить пулю – в висок? Вгрудь? Как сделать так, чтобы она умерла б ы с т р о?Без хлопот и лишних впечатлений?

Причудливые зигзаги выписывает порой мысль… У него ни стого, ни с сего пронеслось в голове: теперь только стала предельно понятна ичем-то близка строчка из «Трех мушкетеров», то место, где лицо миледиисказилось в ожидании выстрела… Или это оно у Атоса исказилось? Черт, какаячепуха в голову лезет…

Ника рывком бросилась вперед, прежде чем он успелотшатнуться. Обхватила его ноги и принялась тыкаться лицом в грязные и мятыебрючины. Он инстинктивно дернулся, пытаясь освободиться, и только потом дошло:да она ж целует ему ноги в слепом ужасе! Тычется, как побитая собачонка…