Бородатый красавец нехотя полез в кабину и принес чистыйстакан, остался стоять, задумчиво покачиваясь с пятки на носок.

– О! – сказал Паша радостно. – Заработалапрограммка! Он у нас первый Дон-Жуан и при виде очаровательной женщины впадаетв любовный ступор… Женечка, хорошо, если это брат, а если это ейный муж? –и вопросительно глянул на Вадима.

– Муж.

– Вот так-то, Женечка. Иди, колеса попинай…

Красавчик пожал плечами и отошел. Вадиму показалось, чтоособенной любовью сослуживцев он не пользуется.

– Значит, по свету странствуете? – непринужденнопродолжал Паша, наливая Нике полстакана.

– Странствуем, – улыбнулась она так, словно и не былоникаких ночных трагедий.

– И делать нечего?

– Выходит, нечего…

– Счастливая вы парочка, я вам скажу… – покачал головойПаша. – Порхаете, как птички, а тут изволь трудиться… Все, орлы, я вижу,допили. Поехали! Да, так вы, значит, бужурского автобуса дожидаетесь? Его можети не быть…

– Говорили нам уже, – сказал Вадим.

– Печально… Ну что ж, приятно было познакомиться…

Они ушли к машине, все четверо, уводя лайку. Вадиму сталогрустновато – моментально погасло веселье, им вновь предстояло в одиночествеждать у моря погоды…

– Эй, искатели приключений!

Он поднял голову. Паша, стоявший у распахнутой дверцы, манилих рукой. Они не торопясь подошли.

– Уговорили, – сказал Паша. – Довезем до Бужура.Автобус может и до завтра не появится…

– Ой, спасибо, мы заплатим… – оживилась Ника.

– Мадам! – развел руками Паша. – Гусарскиеофицеры, как известно, с женщин денег не берут. Прошу никакой пошлости инамеков в таковом замечании не усматривать. Как все люди суровой иромантической профессии, охамели в тайге-с – и только. Садитесь в кабину, тамудобнее. А если этот Казанова вздумает бросать масленые взгляды, пожалуйтесь, яего электродом отоварю…

– Едем? – радостно и оживленно повернулась к ВадимуНика.

После короткого раздумья он махнул рукой:

– Едем…

И полез в фургон, где на груде вещей возлежали трое мужикови лайка, которую заботливо придерживал за ошейник Иисус. Лег на свободноеместечко, поперек четырех спальников. В спину ему упиралась загадочная железнаякатушка с черным проводом, но ничего не поделаешь, более удобного местечка неотыщешь. Меж кабиной и грузовым отсеком – или как он тут называется – не былоникакой перегородки, так что Вадим прекрасно видел: Нику и брезентовогоКазанову разделяет широкий кожух двигателя, да и не пытается бородатыйприставать с ухаживаниями. Положительно, нормальные мужики, от сердца отлегло…

Гаишники не обратили на них ни малейшего внимания, и«уазик», вырвавшись на вольную дорогу, набрал скорость. Лежащих слегкапотряхивало, но они сноровисто принялись за работу – подтянули поближе рюкзак ипринялись извлекать из него охапку той же «Избы».

– То-то Мухомор где-то подзадержался… – покрутил головойПаша. – Затаривался, стервец…

– Паша, святое дело – обмыть новый участок. Сам знаешь,пахать потом будем, как пчелки.

– Да знаю, – сказал начальник. – За это и терплювас, хитрованов. Только вот без Максимыча…

– Чего-нибудь изобретем. Интересно, бакуринские нам нарысколотили или с колес пошли квасить?

– Могли и с колес… – задумчиво сказал Паша. – Жень, тыружье далеко засунул? Озерцо ж по дороге будет, с утями.

– Помню. Во-он там, за вьючником лежит.

– Уток – немереное количество, – сообщил Паша вежливополуобернувшейся к нему Нике. – С пары дуплетов столько насшибатьможно… Вы готовить умеете?

– Умею, – кивнула она.

Ника и в самом деле умела неплохо готовить – родитель, хотяи принадлежал некогда к третьеразрядной советской элите, вел народ к коммунизмув те времена, когда персональные кухарки полагались разве что первому секретарюобкома. И его супруга, Вадимова теща, происходившая отнюдь не из столбовыхдворян, от безделья изощрялась в кулинарном искусстве, многому научив Нику, темболее что пожрать тестюшка любил…

– А диких уток, только что подшибленных, готовитьприходилось?

– Не-а.

– Знали б вы, какая это вкуснятина…

Вадиму сунули в руку откупоренную бутылку, он улучил момент,когда машину не так подбрасывало, сделал приличный глоток. Настроение понемногуповышалось – больше нечего было бояться, они целеустремленно мчались к цели.Конечно, в Бужуре еще предстояло провести какое-то время, но вряд ли эти мужикибудут брать с них деньги за проезд, значит, на дешевые билеты хватит…Интересно, сколько могут стоить самые дешевые билеты? Сто лет не ездил напоезде…

– А в Бужуре что будете делать? – спросил Паша.

– На поезд – и в Шантарск.

– Паспорта в порядке?

– Ну, вообще-то… – Вадим чуточку растерялся. – А зачем?

– Как зачем? – искренне удивился Паша. – Давненькоуж билеты на поезд продают только по паспорту…

Очень похоже, он не врал.

– Нет, серьезно? – спросил Вадим.

– Совершенно серьезно. Вадик, откуда ж ты взялся, если такихвещей не знаешь? Года два, как по паспорту…

– Шпионы, – расхохотался рассоловевший Мухомор. –Девушка очаровывает, а Вадик секретные документы фотографирует.

– Иди ты, – сказал Паша. – Во-первых, шпионыобязательно знали бы про такой порядок, а во-вторых, паспорта при себе имелибы. А у вас, такое впечатление, документов нема… Верно?

– Верно, – осторожно сказал Вадим. – Так ужполучилось… Да и на поездах мне давненько не приходилось ездить… С паспортамиприключилась такая петрушка…

И умолк, притворяясь, что поперхнулся, решительно непредставляя, что тут можно соврать, убедительное и максимально похожее направду.

– Да ладно тебе, – великодушно сказал Паша. – Набеглых зэков не похожи, и – проехали. Будем считать, что ты у нас герцог в изгнании.По Гекльберри Финну. Вадим и… и Вероника. И все дела, без чинов… Но еслиподумать – как же вы в Бужуре на поезд сядете? Без аусвайсов?

– С проводницей попытаюсь договориться.

– Тоже вариант…

– Ох, парни, как мы до Бужура в мае ехали… – вмешалсяИисус. – Вас не было, вы на «газоне» добирались, а нам четверым Босс сунулбилеты на поезд. Заходим – а вагон, оказывается, купейный. Ну, пошли мыквасить… Проводника споили, потом заглянул бужурский мент, молодой такойсержантик, в поезда их нынче ставят за порядком следить. К полуночи он у насприжился – любо-дорого, свой мужик, мы ему обещали, что за порядком все вместебудем следить. Всю ночь лопали…