Это и разрядило обстановку. Стоя с наганом в руках,пошатываясь от ее рывков, он все отчетливее понимал, что не сможет нажать наспуск и пустить пулю в это жалкое, едва слышно скулящее создание. Не выйдет, ивсе тут…

Он поджал ногу, потом другую, выдираясь. Ника висела наногах, обхватив коленки, скуля и хныкая.

– Хватит! – сказал он злым шепотом. – Не буду…

Она не слушала. Зло сплюнув, Вадим сунул револьвер в карман,не без усилий разомкнул ее руки, размахнулся, отвесил пару оглушительныхпощечин, отпихнул в угол. Повторил громче:

– Хватит тебе, не буду…

И направился в дальнюю комнату. Там все осталось по-прежнему– позы лежащих ничуть не изменились. Он нагнулся, попробовал перевернуть Эмиля,крепко взяв за плечо. И отступился, чуя неестественную,м е р т в у ю тяжесть тела. Охваченный приливомярости, вновь подступил к трупу, уперся ногой в плечо, на сей раз перевалил наспину.

Крови почти что и не было – только два опаленных пятна нагрязной рубашке, белой в синюю полосочку, обведенные темной, скорее буроватой,чем красной, каемочкой. Лицо почти спокойное. И э т о – смерть?

Не было смерти. Был хорошо знакомый человек, лежавший внелепой позе, не дышавший, не шевелившийся. И все. Кукла, пустая оболочка.Вадиму прежде казалось, что убийца непременно должен испытывать некий взрывэмоций, раздирающую мозги коловерть мыслей, сожалений, страхов. Но, как никопался в себе, чувствовал лишь облегчение и усталость. Опасаться больше былонечего, проблема решилась. Даже удивительно, до чего спокойно на душе…

Выскочил в комнату, услышав подозрительную возню. Ника, ссовершенно белым лицом, возилась у двери, пытаясь повернуть ключ.

– Куда?! – шепотом рявкнул он, отдирая ее слабые пальцыот ручки. – Иди в комнату, я же сказал – живи, стерва…

Взял ее за шиворот, затолкнул в комнату, старательно запердверь еще на один оборот, спрятал ключи в карман. Подумав, взял содрогавшуюся вспазмах Нику за руку, затолкнул ее в тесный совмещенный туалет, пихнул кунитазу:

– Хочешь, проблюйся…

Прошел к столу, где лежали найденные Эмилем деньги. Долго,сбиваясь, считал бумажки – старого и нового образца, чуть ли не половинусоставляли тысячные, пятисотки и даже двухсотки с сотками. Шестьдесят девятьтысяч двести. По-новому – шестьдесят девять двадцать. Не хватает совсемнемного, это уже гораздо проще – когда «немного не хватает», совсем другоедело…

Судя по звукам, Нику все же вытошнило. Не обращая на неевнимания, Вадим принялся по второму кругу обыскивать квартиру, благо мебелишкиздесь было мало и с первого взгляда ясно, где нужно искать.

Он нашел две мятых двухсотрублевых бумажки и новенькуюрублевую монету. Негусто. Зато в уголке ящика, в серванте, отыскалосьобручальное кольцо, мужское, судя по размеру. Уж его-то можно было свободнотолкнуть за десятку… Старательно упрятав добычу в карман, пошел посмотреть, кактам супруга.

Проблевалась, ухитрившись почти не испачкаться. Вадим поднялее с пола, привел в комнату, усадил на стул и сунул в вялую руку стакан спортвейном:

– Ну-ка, выпей.

Она послушно осушила, как необходимое лекарство, даже непередернувшись.

– Ну, оклемалась? – безжалостно спросил он.

Ника закивала, глядя на него с прежним страхом.

– Ладно, не скули, – сказал он с великолепным ощущениемпревосходства. – Он ведь сам собирался меня прикончить… Правда? Вотвидишь. Так что драчка была честная. Кому повезло, тому и повезло…

– Откуда у тебя…

– От верблюда, – отмахнулся он. – Слушайвнимательно. Когда мы пришли в город, разделились. Пошли искать калым.Договорились встретиться на автовокзале, но он не пришел. Некогда нам было егождать, сдали в киоск по дешевке наши баксы и поехали в Бужур. Уяснила? Хорошоуяснила, спрашиваю? Ну-ка, повтори!

Она повторила все тусклым, безжизненным голосом, пожалаплечами:

– Но мы же еще здесь…

– Все равно, – сказал он твердо. – Утром уйдем.Лучше запоминай все заранее. И смотри у меня в Шантарске… Если подумать, вседля тебя обошлось как нельзя лучше, остаешься на прежнем месте в прежнемположении, другой бы тебя пристукнул, не поведя…

Замолчал, инстинктивно пригнувшись. В дверь громкопостучали. И еще раз, и еще. Трясущимися пальцами он достал наган и, погасив подороге свет, на цыпочках подкрался к двери. Стучали уже беспрерывно. Судя позвукам, на площадке топтались как минимум двое.

– Коля! Коль, открывай! Это мы с Борей! Открывай, водяра вгости едет!

Вадим замер. На площадке топтались, как слоны, шумно обмениваясьмнениями:

– Говорю тебе, свет горел!

– Да брось, он уже ужрался, скоко ему надо… Пошли к Лидке!Хоть потрахаемся…

– Н-нет, я с Колей хочу вмазать… Колян, так твою!

Дверь сотрясалась от ударов. Это продолжалось невероятнодолго – стук, призывы, маты. В конце концов хлопнула дверь напротив, послышалсяраздраженный, стервозный, женский голос:

– Ну чего барабаните, алканавты? Не открывает, значит, нетудома никого!

– Да дома он, свет горит…

– Полдвенадцатого ночи, а вы расстучались тут!

– Ты не ори, мы с ним вмазать хотели… Во!

– На улицу иди и вмажь, пьянь нелюдская! Сейчас в тридцатьпервую к участковому сбегаю!

– Да он сам квасит по причине воскресенья, мы шли, они литрубрали…

– Вот и ты иди квась, а не барабань тут! Мне на работу кшести, да тут свой такой же до сих пор где-то шастает… Пошли отсюда, комуговорю! Раз не открывает, нечего и долбиться!

Незваные визитеры лениво отругивались, но довольно скороотступили под напором разъяренной соседки и потащились вниз, шумно матерясь.Вадим закрыл глаза, прижался затылком к стене и долго стоял так, мокрый отпота. Спрятал наган, вернулся в темную комнату, свет включать не стал. Когдапривыкли глаза, рассмотрел, что Ника хнычет, уронив голову на руки.

Взял ее за плечо и как следует встряхнул:

– Хватит ныть! Еще налить?

Она помотала головой. Вадим крепко стиснул ее локоть, подвелк застеленной постели и толкнул туда:

– Ложись и дрыхни. Утром разбужу рано. Нам еще автовокзалискать…

– Ты меня правда не убьешь?

– Сказал же… – досадливо поморщился он. – Вообще-то,руки так и чешутся, честно говоря, да уж ладно, черт с тобой… Только имей ввиду: если начнешь в Шантарске распускать язык – уж непременно что-нибудьпридумаю. Анзора попрошу, он придумает. – Протянул руку и небрежнопохлопал ее по щеке. – Ладно, Вероника, не бери в голову. Все равно, каквыражались деды, это был человек не нашего круга, и было от него сплошноебеспокойство. А зачем тебе беспокойство, киса моя холеная? Тебе нужны брюлики,бермудские пляжи, горничные, презентации и прочие удовольствия. И любоеправдоискательство выглядит смешно, поскольку ничегошеньки не меняет. Этоубедительно? А?