– Так куда вы направляетесь? – спросил Эрланг. – Все-таки непривычно, когда кто-то едет ночью.

– Мы просто спешим, – объяснил я. – У нашего молодого спутника, он сейчас вышел посмотреть коней, заболел отец... Надо застать его, пока жив.

– А-а-а, – протянул Эрланг. – Тогда понятно. Это очень важно.

– Очень, – подтвердил я.

Мы оба смотрели в глаза друг другу и понимали, что наша брехня друг друга не обманула. Изаэль взглянул на нас, сказал неуклюже:

– А нам показалось, что за вами гонятся.

– Нет, – ответил я коротко.

– Тогда за кем гонитесь вы?

– Ни за кем, – ответил я честно.

– Дивно, – поворчал Изаэль. – В мире обязательно кто-то за кем-то гонится. А кто-то убегает. Так было всегда.

– Но так не будет, – ответил я. Увидев их вскинутые брови, объяснил: – Пришел человек, а с ним всегда приходят перемены. Иногда просто стремительные перемены... Кстати, зачем вам сейчас чары? Примите свой обычный вид!

Изаэль пожал плечами.

– Нам это только проще. Но выдержишь ли ты?

Он оглянулся на остальных. Они, прервали разговоры, умолкли. Изаэль посмотрел на меня, медленно повел передо мной рукой. Я ощутил, что с глаз уходит пелена. Мир стал резче, запахи сильнее, а за простым неструганым столом теперь оказались в простых кожаных одеждах, никаких кольчуг и стальных доспехов обыкновенные дозорные. С той лишь разницей, что...

Я перевел взгляд на Изаэля. Эльф как эльф: с резкими угловатыми чертами лица, крупными глазами, торчащими ушами, очень светлыми волосами. Рот широкий, тонкогубый.

Любого, подумал я, пересели в глубину леса, он через пару тысяч лет станет таким же, а пересели в степь, станет узкоглазым, у него разрастутся скулы, кожа примет бронзовый оттенок, волосы почернеют. Высокорослость исчезнет, как исчезает у деревьев в степи, но если их, деревья, пересадить в лес, тут же начинают тянуться вверх с таким рвением, что едва не рвутся от усердия, даже ветви выпускают на головокружительной высоте.

Так что огромные глаза эльфа имеют свое объяснение: в глубинах леса нет ветров, от которых надо щуриться, здесь дальнозоркость не имеет такого значения, как в бескрайней степи, здесь важнее различать всю цветовую гамму, все оттенки, уметь отчетливо видеть в лесных сумерках... Для того же и уши стали длиннее и чувствительнее: лес, в отличие от степи, весь наполнен шорохами, скрипом, писком, ревом, треском, жужжанием, и все что-то означает, кого-то выдает, о чемто сообщает...

Я посмотрел на красиво вырезанные ноздри длинного аристократического носа эльфа: так, крылья слегка подрагивают, ловят от меня запахи и стараются расшифровать. Я усмехнулся, напряг мышцы.

Да, эльфы оказались совсем не те эльфы, которых я представлял, которые обычно являются спутниками героя в компьютерных играх. Там это нечто утонченное, светлое, прекрасное, что красивее человека, тоньше и лучше, а по другую руку от человека обычно гном – нечто грубое, непрекрасное, уродливое, примитивнее человека и так далее, то есть человек находится ровно посредине между эльфом и гномом.

Эльф идет с луком и стрелами, а гном – с большим грубым топором. И хотя везде подчеркивается, что это разные виды, но везде люди вступают в браки с эльфами и гномами, везде полно полуэльфов и полугномов, так что это все-таки один вид. А отличий не больше, чем у скандинава и вьетнамца. Даже меньше, если честно. В то же время не слышно о потомстве от связи с гоблинами или троллями. Думаю, вовсе не потому, что таких связей не было. Человек такая тварь, что и черепах постарается оприходовать, да еще и на рыб будет поглядывать, но смешанное потомство все же случается только от эльфов, гномов да еще от горных великанов.

Эльфы, на мой взгляд, это те же древляне, прожившие в изоляции лет тысячу. Или десять тысяч. Обособились, приспособились, приобрели черты, помогающие выживать в лесу. В то время как какое-то племя, живущее изолированно в горах, приобрело другие особенности. Десяти тысяч лет достаточно, чтобы стать Другим народом, но мало, чтобы стать другим видом. Это не значит, что мы все только поэтому должны жить в мире, у нас не только украинцы воюют с русскими, а немцы с французами, идет даже брат на брата, когда Дело доходит до гражданской. Словом, эльфы – древтане, гномы – карпатские гуцулы, а огры – скандинавы. Если учесть, что земных племен со странностями намного больше – одни дряговичи чего стоят с их привычкой жить среди болот, а на берег выходить с неохотой и только в случае острой необходимости, как Дикие и волшебные земли, – то этот мир еще скудноват на чудесные народы.

– Я так и не увидел никакой разницы, – признался я – Знаете ли, вы меня разочаровали. У нас негры, даже китайцы удивительнее, чем вы. Думаю, что Церковь после некоторого сопротивления вас признает. Это она сейчас по молодости, а потом она даже секс-меньшинства признала.

– У нас двоякое положение, – сказал Эрланг. – С одной стороны – Тьма к нам относится терпимее чем ваши церковники. Им все равно, с кем иметь дело. Мы за это их, конечно, презираем, но зато они не стремятся истребить нас только за то, что мы – эльфы. Не то что с вами. У вас иначе: если мы не поклонимся вашему Христу, то нас истребят...

– Значит, вы с Тьмой?

– Можно сказать, да, – ответил Эрланг. – Удерживает пока лишь то, что с Тьмой идут темные альвы, а у нас с ними вечная кровавая вражда.

Я сказал с неохотой:

– Тьма не позволит вам воевать с альвами. А альвам – воевать с вами. В мире Тьмы, как вижу, зачатки политкорректности уже на марше. Мол, плюй на все убеждения, на все религии, на все ценности – лишь бы это не вредило желудку.

Эрланг посмотрел на меня пристально.

– Зачем ты это говоришь? – спросил он. – Ты же понимаешь, что этим самым... ну, вредишь себе и своим путникам.

– Понимаю, – ответил я. – Ну, а если я вот такой честный, что делать?

Утром мы мчались дальше на юг. Кони отдохнули, воздух был прохладный, свежий, миля за милей бросалась под копыта и уходила за спину. По долине часто встречались отвесные горы, по большей части очень древние, все коричневого цвета, словно бы оплавленные взрывом огромной силы, а трава в таких местах росла неприятная, с металлическим оттенком.

Гугол догадался выпросить у Эрланга право прохода через лес, где жили эльфы. Вообще-то мы и сами собирались переть напрямик, не догадываясь, что в лучшем случае эльфы заставили бы нас попетлять на одном месте, а потом завели бы в болото или вывели бы обратно. А в худшем... в худшем пришлось бы драться.

Мы ехали прямо через эльфячий город, я с холодком вдоль спины понимал, что с эльфами драться очень непросто. Их дома расположены под могучими деревьями, прикрытые ветвями от дождя, снега, ветра, достаточно просторные, но когда я всмотрелся в эти дома, с изумлением понял, что мы едем через центр города. А до этого долго ехали через город, даже не замечая, что вокруг эльфы. Беднота – а среди эльфов вовсе нет коммунизма – живет в дуплах, средний класс – в хижинах и землянках, но хижины обычно расположены на толстых ветках, их мы тоже не заметили, а эти дома, что в самом деле дома, – уже знать, бояре, лорды, доны и прочие сэры.