Лера начала читать. Перед нею был нотариальнозаверенный и соответствующим образом, с соблюдением всех юридических тонкостей,сформулированный отказ от прав владения денежным имуществом, полученнымВалерией Евгеньевной Лебедевой, гражданкой Российской Федерации (год, число,месяц, место рождения, серия и номер паспорта, дата и место выдачи, адрес, покоторому прописан паспорт), согласно завещанию гражданина Франции ГабриэляФилиппофф. Вышеупомянутая В. Е. Лебедева отказывалась от своего имущества впользу гражданина Российской же Федерации Шведова Алексея Викторовича (год,число, месяц, место рождения, серия и номер паспорта, дата и место выдачи,адрес, по которому прописан паспорт). Подписи нотариуса и свидетелей акта отреченияот прав уже стояли, как и печать нотариальной конторы. Свободным оставалосьтолько место, где Лебедевой В.Е. предстояло поставить свою подпись. Бумага быласоставлена на русском и французском языках.

Очевидно, что аналогичный документ подготовлендля Мирослава, только там указаны его имя, отчество фамилия и паспортныеданные.

– А как они узнали мой адрес, номерпаспорта и все такое? – изумилась Лера.

– Люди серьезные, профессионалы, –улыбнулся Жерар. – Все эти данные, очевидно, были в картотеке Николь, такчто мэтру Морану не составило труда заглянуть туда.

– Понятно. А кто такой Шведов АлексейВикторович?

Жерар только фыркнул, но не сказал ни слова.

– Какая мразь... – протянулМирослав. – Быть того не может!

Лера поглядела на Мирослава и увидела, что онс уничтожающим, брезгливым выражением смотрит на Алекса, медленно покачиваяголовой, как бы не веря своим глазам.

Николь стояла с несчастным видом, беспомощносплетая и расплетая пальцы.

– Мирослав, погоди... – пролепеталаона, но ее жених на нее даже не взглянул.

– Значит, я угадал вчера? Значит, я незря так душевно хотел набить тебе морду еще там, в Париже? – сквозь зубыпроронил Мирослав, не сводя глаз с Алекса. – Да, Алексис... Не зря... Ноты хороший психолог! Ты сразу просек, на чем меня можно сломать. На жалости,правильно. Если я человека жалею, то на какое-то время перестаю его трезвооценивать. Но только на какое-то время. И время, отпущенное тебе, прошло.Теперь я смотрю и вижу, какая же ты подлая свинья.

– За что?! – яростно вскричал Алекс. –Что я сделал? Что ты там вычитал, в этой бумаге? Этот буржуй меня оклеветал, неверь ни одному его слову, он меня ненавидит, потому что...

– Потому что? – высокомерно повторилЖерар.

Алекс люто сверкнул на него глазами, новдаваться в подробности не стал: повернулся к Лере:

– Что там написано? Скажи мне! Почему тытак на меня смотришь, почему?! Что там написано, могу я узнать или нет?

– Разве ты не знаешь? – с тоскойпробормотала Лера. – Разве ты не знаешь, что мы с Мирославом должны былиотказаться от наследства в твою пользу? Его вы шантажировали мнимым похищениемНиколь, а какие меры собирались применить ко мне? – Она вдруг вспомниларассыпанную мирабель и ощутила, как загорелись щеки. – Да... Кажется, японимаю...

– Ничего ты не понимаешь! – рявкнулАлекс. – И я тоже. Это... это заговор какой-то! А ну дай сюда!

Выдернул из рук Леры бумагу, пробежал глазами– и потрясенно покачал головой:

– Это же надо... Это же надо! Лихопридумано...

Отшвырнул документ, выпрямился с торжествующейулыбкой:

– Мирослав, ты тут меня называл и так, иэтак, и еще бог знает как. Возьми свои слова обратно. Возьми, ну!

– Это еще почему? – осведомилсяМирослав.

– Вот именно, почему? – заносчивоповторил Жерар.

– Да потому! – торжествующевыкрикнул Алекс. – Потому, что я – не Алексис Шведов, ясно?

– Ну да, рассказывай, – кивнулМирослав. – Люблю твои рассказы! Я сам видел твой паспорт в аэропорту. Ивидел того усатого хмыря, который тебя встречал.

– И паспорт был не мой, и хмырь встречалне меня, – как-то совсем по-юношески, освобожденно засмеялся Алекс. –Говорю же: я не Шведов!

– А кто ж ты тогда такой?

– Я – Данила Холмский.

– Какой еще Холмский? – хлопнулглазами Мирослав. – С чего бы это вдруг ты Холмским стал? А где Шведов?Что с ним?

– Шведов?.. – вдруг охрипнув, струдом выговорил Алекс. – Шведов... он убит.

Он вбежал в комнату с бутылкой воды истаканами:

– Минералки налить?

Хозяин тихо лежал на диване и смотрел наДанилу своими темными глазами. Взгляд у него был совершенно бессмысленный.

«Господи, надо же так надраться!»

Данила с отвращением вспомнил раз или два, ну,может, три в своей жизни, когда ему тоже случалось «надраться» подобнымобразом. Надо полагать, в жизни каждого мужчины хоть единожды, но возникалитакие «провалы в никуда». И все-таки Даниле казалось, что ему лучше, чем егоневольному знакомцу, удавалось сохранять человеческий облик. Нет, в самом деле,до чего же неприглядный вид! Какая-то нелепая, скрюченная поза, словно его рукии ноги судорогой свело, рот приоткрыт, глаза, наоборот, полузакрыты... весьзеленый какой-то. Полное впечатление, что перед тобой мертвый человек. Нет,все-таки омерзительно это – так напиваться!

И вдруг – словно шевеление какое-то прошло покомнате, шепот, шелест, шуршание – ну, некое бестелесное движение. А потомвновь воцарилась тишина. И в это мгновение Данила осознал, что лежащий надиване человек и впрямь мертв – вот только что умер. Вот только что душа егоизошла из тела, этот миг и застал Данила.

У него резко потемнело в глазах, потом зрениевернулось – и он разглядел то, что не заметил в первую минуту. Это было темноепятно на боку мертвого человека. Темное, влажное, красноватое пятно. Из негочто-то торчало.

Данила подошел ближе. Это была пластиковаярукоять ножа.

Что-то зазвенело – мелодично, неровно,пугающе. А, ну да – это у него руки затряслись, стаканы ходуном ходят.

Этот звон невыносимо действовал на нервы. Надоизбавиться от стаканов. Данила, шатаясь, побежал на кухню, но в коридоре емувдруг послышалось, что из комнаты донеслись шаги. И стаканы, и бутылка так ирухнули на пол. «Ессентуки-17» запрыгали, как мячик. Данила подхватил бутылку итупо посмотрел на хрустальные осколки. Потом заглянул в комнату.