– Профанация, – тяжело дыша,пояснила Фрида. – Дилетанты несчастные! Вот я понимаю, во Львовесуществует клуб поклонников Сорогина, так они там стараются ни на йоту не отступатьот смысла и духа рассказов, воспринимают их как инструкцию, как руководство кдействию. Конечно, там все это имеет ярко выраженную националистическуюокраску, но педантичность в следовании мельчайшим деталям просто поражает. Аэто... Бомжиха, главное! Ужас! – Она брезгливо передернулась. – Всясуть рассказа в том, что на шее Ады была цепочка, которую ей подарили еедрузья, собрав деньги: очень дорогая цепочка! И тот, кому досталась потом шея сэтой цепочкой...

Капитонов поднес руку ко рту и сделал нервноеглотательное движение. Лицо его вдруг позеленело и покрылось испариной.

– А что, – тихо поинтересовалсяБелинский, – во Львове на примере этого рассказа учатся расправляться сврагами вильной Украины? Или как?

Фрида, видимо, сообразила, что сболтнулалишнее. Неприступно сдвинула брови, вскинула голову и замерла неподвижно. Вэтом положении было видно, что на затылке у нее две жирные складки. Украшенныевыбритыми дорожками.

Веня отвернулся, с трудом подавляя судорогубрезгливости, исказившую рот. Капитонов все еще выглядел позеленевшим.

– Значит, Вятский умер... –пробормотал Вениамин задумчиво. – Царство небесное. Тут ничего другого нескажешь. Теперь вы знаете, кто убил Сорогина, но от правосудия преступникускользнул. Я думаю, его бог простил, потому и прибрал. А может, он как раз ибыл орудием божьего промысла.

– Вы что, до такой степени верите вбога? – с трудом выговорил Капитонов.

– Нет, – медленно качнул головойВеня. – Я верю в справедливость. А вы разве нет?

– Я верю в закон, – ворчливо ответилКапитонов, постепенно приходя в себя.

– Но мы оба знаем, что закон – не всегдасимвол справедливости, – тихо проговорил Веня.

– Ну, это софистика! – изрекКапитонов.

– Ничего себе – софистика! –всплеснул руками Веня. – Да ведь благодаря тому, что покойный ОлегЕвгеньевич написал свое признание, вы можете перестать разыскивать Холмского!

– А, так вы и про Холмскогонаслышаны, – кивнул Капитонов. – Наш пострел везде поспел, да? Иоткуда такая информированность на сей раз?

– Секундочку! – вскинул палец Веня. –Я же слышал ваши разговоры с товарищем Малышевым в тот вечер в квартиреСорогина.

– Вообще-то эти разговоры былислужебными, не предназначенными для посторонних, – начал было сердитоКапитонов, но Веня безапелляционно перебил:

– Имеющий уши да услышит! Что же, ядолжен был их заткнуть?

На самом деле он совершенно не помнил, шла литогда речь о поисках Холмского. Но ведь могла идти? Могла! Это ложь воспасение.

– Между прочим, вы напраснобеспокоились, – с немалой долей ехидства поглядел на него Капитонов. –Версию насчет Холмского мы практически не отрабатывали. Конечно, на рукоятиножа были его отпечатки, однако там были и отпечатки другого лица. Их же мыобнаружили и на лезвии. Сразу предположили, что с конкретным убийцей не так всепросто. Начали проверять версию о мести: ведь у родителей тех ребят была оченьбольшая злоба против Сорогина! К Вятскому мы пришли просто с предположением, неимея никаких конкретных доказательств. И нашли его мертвым. Рядом лежало письмо– словно ожидая нас. Так что с Холмского была снята даже малая тень подозрения.Но вся беда в том, что он сам осложнил свое положение. Исчез! Скрылся!Растворился в пространстве! Его нет ни на работе, ни по тому адресу, где онснимает квартиру, ни дома в Богородске, ни у сестры в Москве. И я непредставляю, где он сейчас может находиться!

– А я представляю, – неожиданно длясебя самого произнес Веня. – Он сейчас в Париже.

– Бог ты мой! – воскликнулМирослав. – Бог ты мой! Да ведь это какая-то фантастика!

Лера медленно качала головой, не в силахповерить в услышанное.

– Жерар! – Николь даже за головусхватилась. – Я правильно поняла? Мирослав, Валери, Алекс – наследникивашего отца? Им всем причитается, согласно его завещанию, по два миллионаевро?!

Все-таки не зря француженок называют самымипрактичными женщинами на свете! Николь моментально ухватила самую суть дела.

– Да, это так. И я рад им этосообщить, – сверкнул улыбкой Жерар, а Лера вдруг поняла, что он в самомделе рад. И ему совершенно не жаль этих денег, которые могли бы принадлежатьему одному.

– А, ну теперь мне очень многоепонятно, – раздалось вдруг ехидное бурчание, и Лера не сразу узнала голосАлекса. Он сидел, поджав губы, и глаза у него сейчас были не янтарные, акакие-то ржавые от переполнявшего их ехидства.

Вроде бы слова его ни к кому конкретно неадресовались, однако Жерар сразу сделал стойку:

– Что вы имеете в виду, Алексис?

– Не называйте меня этим дурацкимименем! – так и подскочил Алекс. – Я вам никакой не Алексис, понятно?

– Я вас буду называть так, как мнезаблагорассудится, мсье Шведов, понятно? – холодно проговорилЖерар. – И коль скоро Алексис – ваше имя, я буду называть вас именно так,и попробуйте только мне запретить. А теперь соблаговолите объясниться, чтоименно стало вам вдруг понятно. Однако, умоляю, избавьте меня от пошлостейвроде той, что я нарочно собрал всех наследников в этом доме для того, чтобы,как пишут в криминальных романах, избавиться от них одним ударом. Для начала –я никого не собирал, вы сами сюда съехались. И уж вас-то я меньше всего желалвстретить, можете мне поверить!

«Ой, какой кошмар! – чуть не схватиласьза голову Лера. – Да неужели он нас все-таки видел?! Что же мне теперьделать?»

– В это я верю, – кивнул Алекс, ивид у него опять сделался чрезвычайно противный. – Насчет меня – о да, насто процентов верно! А вот насчет мадемуазель, как вы ее назвали, ВалериЛебедефф...

– Д-да? – с запинкой спросилЖерар. – И что такое?