Вспомнив чью-то матушку, Лестерс сбрасывает меня с себя и встает, отряхивая дорогой смокинг, – мы упали прямо в траву.

– Нет, серьезно, ты нормальная?!

Его ярко-голубые глаза горят от гнева.

– Этот вопрос я хочу задать тебе, красавчик, – говорю я, поднимаясь следом, – на меня мигом накатывает волна злости.

– Я-то нормальный. А вот ты... Так ты все-таки моя фанатка, – шипит Лестерс. – Сталкер! Следишь за мной? Как ты вообще сюда пробралась?!

– С ума сошел?! Я тут работаю, – отвечаю я с достоинством.

– Кто? Ты? – непонимающе смотрит на меня Лестерс, прекратив отряхивать брюки. – И кем? Садовником?

– Я музыкант, – вздергиваю я подбородок. – Наш квартет играет для гостей.

– Я не верю в случайные встречи, – отвечает Лестерс, буравя меня взглядом. Ну вот, теперь его никто в мире не переубедит, что я не слежу за ним. Это злит еще больше. Не хочу, чтобы он думал, будто я за ним бегаю.

– Я тоже, – отвечаю я раздраженно. – И склонна полагать, что это ты меня преследуешь.

– Чего? – приподнимает он бровь. – Абсурд, рыжая.

– Сам посуди – тебе сюда попасть намного легче, чем мне, – привожу я довод. – Ты – известный актер, а я – обычная студентка Хартли. Ты узнал, что я подрабатываю на большой вечеринке Мунлайтов, и напросился к ним. Наверняка так и было. Все логично.

– Восхищен твоей наглостью и тем, что ты выдаешь за свои умственные заключения, – надменно отвечает Лестерс. – Но хочу любезно напомнить, мисс Франкенштейн, что, как ты выразилась, на большую вечеринку Мунлайтов попасть не так-то просто. Даже если ты очень захочешь, но тебя нет в списке гостей, ты никогда сюда не попадешь.

– Не оправдывайся, – хмыкаю я.

– Это не оправдание, – орет он взбешенно. – А голые факты!

Почему-то мне нравится видеть его эмоции. И я, сама этого не осознавая, продолжаю выводить его на них и дальше.

– А что, позволь спросить, ты тут делал? – ангельским голосом спрашиваю я, зная, куда бить. Лестерс краснеет. А мне почему-то хочется ткнуть ему пальцем в щеку.

– Какая тебе разница? – сквозь зубы спрашивает он.

– Мне интересно – ты так нежно обнимал дуб и что-то так ласково лепетал ему... Я слышала о людях, которые женятся на кошках и собаках, – продолжаю я, не отводя взгляда от его лица. – Так вот, может быть, ты женился на дереве, а я помешала вам с супругой?

Лестерс молчит. Стоит, смотрит на меня с угрозой и молчит.

– А как ты определяешь пол деревьев? – продолжаю я. – Или тебе все равно? Нет, серьезно, мне интересно! О чем ты разговаривал с дубом?

– Как смешно, Рыжий Франкенштейн. Я, конечно, не врач, но могу поставить тебе диагноз, – отвечает Лестерс. – Твоя беда в том, что ты веришь в сказки, которые рождаются в твоей голове. Если ты не знакома с личностным ростом и его методами, это твои проблемы.

– То есть, обнимая дуб и внушая себе, что ты – само совершенство...

– Гармония и спокойствие! – взрывается он, а я продолжаю:

– ... ты растешь как личность?

Он касается лба ладонью, показывая этим бесхитростным жестом свое отношение ко мне.

– Знаешь, я дам тебе бесплатный совет, – продолжаю я, вдруг вспомнив, как в день нашей первой встречи Лестерс оттолкнул от себя фанатку, – будь добрее. Тогда твое саморазвитие пойдет в гору.

– Я и так добр не в меру, – отмахивается он. – И если тебе так интересно, я занимался аутотренингом, – ему явно не хочется выглядеть в моих глазах психом. – Потому что меня все и всё тут раздражают. Ты бы видела всю эту гнилую толпу, – вдруг выдает Лестерс и сам озадачивается своими словами. Даже оглядывается по сторонам, явно не желая, чтобы его слова кто-нибудь услышал.

– Я ее видела, – говорю я.

– О нет, – улыбается вдруг недобро Лестерс. – Ты не видела ее. Ты не слышала, что они говорят. Ты не понимаешь, что это за люди. Мунлайт не приглашает случайных людей. Только себе подобных.

– Но ведь тебя он тоже пригласил, – справедливо замечаю я. – По твоей логике и ты ничем не отличаешься от остальных гостей Мунлайта.

– Я тут только благодаря директору агентства, которое, между прочим, принадлежит «Крейн Груп», – хмуро отвечает Лестерс. И я не знаю, почему он сейчас все это мне рассказывает, – ведь буквально пару минут назад мы кричали друг на друга. – Я – украшение, как и еще сотня человек из нашей индустрии.

Я удивленно смотрю на Дастина. Его слова рушат мое почти устоявшееся представление о нем. И в этом представлении нет место такой вещи, как самокритика.

– Если тебя это смущает, зачем ты соглашаешься на подобные мероприятия? – спрашиваю я и вдруг, видя, что он не отряхнул со спины листья и пыль, добавляю: – Ну-ка, стой. Сзади грязно.

И начинаю отряхивать его, будто бы для меня это совершенно привычное дело. А Лестерс стоит смирно, как большая короткошерстная собака, и продолжает:

– Сама подумай: отказаться от пригласительного Мунлайтов – это значит перечеркнуть свою карьеру. Стоит ли оно того?

Я продолжаю стряхивать с черной дорогой ткани мусор.

– Но можно ведь все свалить на съемки. Или плохое самочувствие. Разве нет? Мои слова его веселят.

– Гости прилетают из других стран, если это требуется, – говорит он. – Потому что пригласительные на благотворительный бал Мунлайта – билет в счастливую жизнь. Признание. Отказаться – обидеть Мунлайтов. А значит, испортить с ними отношение. Если ты портишь отношения с «Крейн Груп» или им подобными, есть только два пути.

– Каких же?

Его спина уже чистая, но я все равно почему-то продолжаю отряхивать ее. И ни за что не признаюсь себе в том, что мне просто нравится касаться Лестерса.

– Либо ты находишь новых сильных покровителей, либо уходишь в тень.

– Звучит невесело. – Я все-таки отхожу от него в сторону. – А почему ты не на аукционе? –

спрашиваю я, вспоминая, что как раз в это время он и проходит. Вернее, уже заканчивается.

– Потому что я могу потратить свои деньги более продуктивно, – отвечает Лестерс.

– Не хочешь помочь детям из Африки – или на что они там собирают деньги? – спрашиваю я и почему-то вспоминаю сообщение от представительницы благотворительного фонда «Гризли и панда».

– Не хочу участвовать в этом фарсе, – фыркает он.

– А если Мунлайты заметят, что тебя не было на аукционе?

– Не заметят. Там слабое освещение и все в масках. Да я уже и не успею.

Его слова вдруг напоминают о том, что, вообще-то, я искала Чета. Я в панике смотрю на наручные часы – время поджимает, и мне самой нужно вернуться обратно – через двадцать минут за нами приедет гольфкар. Вся моя надежда – на Нейтана. Думать о том, что будет, если мы вдруг не найдем Чета, мне не хочется.