— Я не имею права делать комментарии, уже и такнарушила обязательства, дав вам фамилии. Если бы не ваша дурацкая идея овиновности Лёни, ни за что бы не пошла на такой поступок.

Получив список, Элеонора пару раз прочитала его, потомвоскликнула:

— Так, работы тут непочатый край!

Моя хозяйка странный человек: то, что приводит других людейв ужас, ее ввергает в радость.

— Начнем по алфавиту, — воодушевленно заявилаНора.

— Вам не кажется, что мне и года не хватит, чтобыопросить всех? — попытался я оказать сопротивление.

— Ерунда, — отмахнулась Нора, — быстроуправишься, если, конечно, опять не уйдешь в загул.

Я хранил молчание. Вот ведь как бывает! Иной человекбезобразничает всю жизнь, и окружающие настолько привыкают к егоотвратительному поведению, что считают само собой разумеющимся, когда муж иотец пьет, дебоширит и гоняется за бабами. Но стоит нормальному мужику один разпотерять ум и устроить небольшое «представление», как все мигом ополчаются нанего и, уж будьте уверены, не забудут «зигзаг» до конца дней. Поэтому, дорогиемужчины, примите мой совет, ведите себя как можно более мерзко, только в этомслучае вы будете избавлены от нудных нравоучений и тягомотных скандалов.

— Впрочем, — заявила Нора, — начнешь впонедельник, завтра состоятся похороны Шергиной, милиция наконец-то отдалатело, и бедняжку кремируют. Поезжай на церемонию и тщательно перепиши всех, ктобудет принимать в ней участие, может, мелькнет человечек из списка: насколько язнаю, преступник любит смотреть на гроб жертвы.

Похороны — процедура, не располагающая к веселью, но все же,когда ритуальный зал полон венков, цветов и людей, из которых пусть не всеискренне скорбят об ушедшем, во время такой церемонии нет ужасающего чувстватоски. Толпа двигается, разговаривает, одним словом, живет. Намного хуже, еслипровожающих можно пересчитать по пальцам, а в случае с Аленой это было именнотак. Несколько дезориентированные женщины и один мужчина мялись возле самогопростого гроба, обитого пронзительно розовой материей. Я быстро пересчиталприсутствующих — всего семеро. Распоряжалась всем Варя Арсеньева. Головадевушки была замотана в черный платок, лицо не накрашено, нос распух, а глазапревратились в щелочки.

— Спасибо, что пришли проводить, — сказала она мнепосле того, как закрытый гроб торжественно уплыл за шторку, отделявшую мирживых от обиталища мертвых, — останьтесь на поминки.

Откровенно говоря, мне не слишком хотелось очутиться застолом, в центре которого будут стоять плошки с кутьей и блюдо с блинами. Да имиссия моя была выполнена, на похороны не пришел никто из посторонних. Двеженщины оказались коллегами по работе, одна очень дальней родственницей, амужчина и остальные бабы местными бомжами, правда, в приличной, чистой одежде,которые за умеренную плату взялись отплакать Шергину. Более жалкого,душераздирающего зрелища, чем эта кремация, я еще не видел.

— Очень вас прошу, — попросила Варя, — плохо,когда за поминальным столом нет никого.

Я кивнул:

— Да, конечно.

— Вот и хорошо, — повеселела она, — проводимАлену по-людски.

Я поехал за старым, разваливающимся автобусом, на ветровомстекле которого виднелась табличка «Ритуал». Если к человеку никто не приходитна похороны, это ужасно. Но, с другой стороны, наверное, нужно жить так, чтобыокружающие ощутили после твоего ухода хотя бы легкое сожаление…

Если похороны Алены Шергиной были удручающими, то поминкиоказались ужасными. Дальняя родственница, прибывшая на процедуру из Ижевска,сначала молча опрокидывала в себя стопки, налитые до краев водкой, потом как-торазом опьянела, попыталась спеть, затем заявила:

— Господи, квартира-то теперь, выходит, моя?

— Твоя, — достаточно зло заявила Варя, —никто не претендует.

— И мебель? — не успокаивалась тетка.

— Можешь все забирать, — отрезала Варя, —вместе с одеждой, косметикой и обувью. Про тампоны не забудь, они у Алены вванной, в шкафчике лежат!

Я делал вид, что увлечен блинчиками с медом, очень нехотелось участвовать в разговоре.

Коллеги Алены ушли намного раньше, и за столом нас сиделовсего трое. Наконец родственница, устав радоваться неожиданно свалившейся наголову удаче, уснула в кресле. Варя с облегчением воскликнула:

— Слава богу, унялась! Вот ведь как бывает, они сАленой двоюродные сестры, только встречались всего раз или два. Я стала передпохоронами обзванивать людей по Алениной телефонной книжке и наткнулась на нее.Думала, не приедет. Нет, как узнала, что, кроме нее, никаких наследников необнаружилось, так мигом прилетела. Бедная, бедная моя подружка! А все явиновата!

— Почему?

— Так в тот день, когда Аленушка утонула, я была вкомандировке, — напомнила Варя, — уехала на десять дней в Питер,только вернулась, из больницы звонят… Останься я здесь, ничего бы не случилось.

— Вы ни в чем не виноваты, — попытался я утешитьАрсеньеву, — скользкая дорога, Илья не справился с управлением…

— Негодяй! — воскликнула Варя. — Ну сколькораз говорила Алене, брось парня, не пара он тебе, ни по возрасту, ни по уму, нипо социальному положению. Мать у него на рынке торгует, отец ничего не делает.А Илья только балду гонял, не учился, не работал. Представляете, какоесокровище? И еще мать Наметкина не пускала Алену к себе в дом, орала на нее:«Проститутка, совратила мальчика! Теперь сосешь из него деньги!» Да Илья жил засчет Алены!

— А мне говорили, что Шергина не любила тратитьнажитое, была очень скупой.

— Глупости, — вскипела Варя, — никто не зналАленушку так хорошо, как я. Да, она никогда не пускала рубли на ветер, всегдатщательно подсчитывала расходы, но разве это плохо? Нет, Алена очень любилаИлью, хотела выйти за него замуж, не видела никаких отрицательных качеств парняи не слушала моих доводов. Впрочем, чтобы не поругаться с подругой, я не сталаоткрывать ей глаза на любовника.

Внезапно Варя тихо заплакала, потом вытащила из кармана юбкибезукоризненно отглаженный платок, уткнула в него лицо и сказала:

— Вот как получается! Думала, Аленушка станет моейсвидетельницей на свадьбе…

Голос Вари звучал глухо и напряженно, я спросил:

— Вы скоро выходите замуж?

Арсеньева кивнула:

— Через неделю.