Всю усталость с меня сразу как рукой сняло. Мне оченьхотелось знать, что это за таинственный человек пробирается в мастерскую срединочи. Я осторожно открыла дверцу машины, выбралась наружу и подошла к дому.

Скорее всего, окна в мастерской были закрыты плотнымишторами, но внутри включили свет, и похоже, что это был ночник, потому чтослабо засветилось только одно окно. Многое бы я дала, чтобы сейчас там быть. Нокак попасть в мастерскую? Не станешь же стучать в дверь после того, как кто-тотуда прокрался. Я была абсолютна уверена, что это не художник. Комплекция не та,да и двигался он иначе.

Вероятнее всего, в мастерскую проник молодой человек,достаточно подтянутый и спортивный. Двигался он пружинистой походкой ипрактически бесшумно. Да и одежда была соответствующая. Такая, чтобы не мешатьдвижениям. И этот спортсмен сейчас находился внутри. Интересно, что он тамделает?

Мое любопытство иногда становится совершенно невыносимым. Ичаще всего я ему уступаю. Вот и теперь вместо того, чтобы вернуться к машине, яусмотрела удобные уступчики на стене дома. Они помогут мне подняться почти довторого этажа, а там уже и балкончик. Непонятно только, каким образом я будуспускаться, но такая мелочь меня не остановила. Недолго думая, я началакарабкаться вверх. Да, проще было решиться, чем это осуществить, но тем неменее через некоторое время я уже переносила ногу через балконные перила. Аоказавшись на балкончике, застыла на месте, потому что из мастерской доносилисьголоса.

Не мог же пришедший разговаривать сам с собой, значит, тамкто-то был. И этот кто-то, скорее всего, Карчинский! Я приникла к балконнойдвери и прислушалась. Находящиеся в комнате говорили достаточно громко, и мнехорошо их было слышно.

— Не знаю я, — слышался голос художника. —Для меня самого это большой удар.

— Ты не знаешь, а кто, по-твоему, знает? — перебилего молодой голос с сильным акцентом. — За дураков нас держишь? Так я тебеобъясню, что этого делать не стоит.

— Меня подставили, неужели это не ясно! —взвизгнул художник. — Я ведь никогда вас не обманывал.

— Все когда-нибудь случается в первый раз, —небрежно ответил молодой. — У хозяев есть предположение, что ты нашелдругого покупателя, а их решил кинуть.

— Никого я не собирался кидать. — В голосеКарчинского появилась злоба. — Неужели я не понимаю, как со мной в этомслучае поступят. Я же говорил и опять повторяю, что вазу я получил, но ееукрали. Сначала здесь был пожар, но поджигали только для вида, самым главнымдля них была ваза.

— Вот-вот, а откуда знали, что именно эту вазу нужнобрать?

— Никто этого не знал. И взяли не одну ее. Но ведь и дело-тоне в ней, а в том, что внутри. А ни посмотреть, ни достать это нельзя, пока неразобьешь саму вазу. Поэтому я и прилагаю все силы, чтобы ее вернуть. Самоеведь ценное не в ней самой, а в том, чего никто не видит.

— Допустим, что тебе даже поверят и помогут найти вазу.Но ты получил от нас товар. Или тебе его не передали? В этом случае мы перероемвесь город, но найдем ту женщину. Не бойся, у нас заговорит кто угодно.

При этих словах, а особенно от ленивого наглого тона, какимэтот молодчик произносил их, меня бросило в жар, а по спине поползла холоднаякапля пота. Я поежилась. Не хотелось бы мне попасть этому ублюдку в лапы. НоКарчинский на его вопрос ответил:

— Я все получил и все сделал как надо. Осталось толькоотправить вазу обратно. Начинка надежно упакована, никому и в голову не придет,что скрывается внутри вазы.

— Ты должен был ее отправить, но не отправил. Знаешьпочему приходится тебе задавать этот вопрос? После одного прокола ты тут жесовершаешь другой. Такое поведение и твоя наглость выведут из терпения дажесвятого. Поэтому хозяева спрашивают, где алмазы?

— Не знаю! — завопил Карчинский. — Не знаю я!И как я могу это знать, если готовую вазу тоже украли?

— Ах, тоже. — Молодчик засмеялся. — Эти баснидаже мне начинают действовать на нервы. Придумал бы что-нибудь пооригинальнее.

— Я что, похож на идиота? — зарычалКарчинский. — Пака еще никто не кидал, а с Чоном только самоубийца станетсвязываться. Неужели же не понятно, что все специально подстроено? Кто-то узнало вазе из Кореи и забрал ее, но ему ведь также было известно и о вашем товаре,который должен уйти туда. Вот кто-то и взял себе все. Уверен, что не вазы егоинтересуют…

— Вот ты и попался! — Торжествующе произнесмолодой. — Сам себя выдал. Ты же меня убеждал, что вазы в целости и сохранности.Но если кто-то знает о начинке, то их давно нет и в помине, даже осколков неосталось. Поэтому давай рассказывай всю правду.

— Я уже все рассказал, — устало ответилхудожник. — Мне больше рассказывать не о чем.

— А если так?

Послышался вскрик и глухой удар.

— Не надо, — теперь художник умолял. — Ядействительно рассказал всю правду. Я могу повторить это самому Паку, хотязнаю, что он вряд ли оставит меня в живых.

— Правильно знаешь, — ответил подручный шефаЦентра корейской культуры, — но пока с тобой и я могу разобраться.

Снова послышались крики, художник просил о пощаде, но никтоне собирался его жалеть. Значит, именно этого человека послали из Москвы.Странно, что он так долго добирался. А я так и не смогла предупредитьКарчинского, хотя времени у меня было достаточно. А если мне сейчас позвонить вмилицию и сказать, что преступник напал на художника? Пусть приезжают иразбираются. Но для того, чтобы это осуществить, мне сначала нужно спуститься сбалкона. Да, подняться было легче, чем спуститься. Я ухватилась за перила,перебросила ноги и постаралась нащупать уступчик, по которому поднималасьнаверх.

Моя рука задела какой-то предмет, похоже, что кусок глины,он полетел вниз и звучно упал на землю. Голоса в мастерской тут же смолкли,через секунду погас свет. Я лихорадочно болтала ногами, пытаясь удержаться.Второй этаж, в конце концов, не так уж и высоко. Нога соскользнула с уступчика,и я полетела вниз. Приземлилась с шумом, но довольно благополучно. Кажется, ниушибов, ни переломов нет. Но в мастерской сейчас два человека. Одномуприходится плохо, а другой затаился и выжидает. Возможно, он вообще уже покинулмастерскую, не дожидаясь, пока там появится еще кто-то. Скорее всего, так иесть. А Карчинский там один. А если он пострадал? Нужно ведь вызвать «Скорую».А лучше всего позвонить сразу по двум номерам. Пусть и менты, и врачи приедут ина месте разберутся. Я быстро пересекла дворик, зашла за угол, где торчалателефонная будка. Похоже, что аппарат исправен. Я торопливо набрала две цифры,и тут меня сзади обхватили цепкие руки. Я попыталась закричать, но лицо закрылимягкой тряпкой с каким-то резким кисловатым запахом. Я судорожно вздохнула истала проваливаться во тьму.

Я пришла в себя и долго не могла понять, где нахожусь.Совершенно незнакомая комната, с незнакомыми вещами и незнакомыми запахами.Удивительное количество старых вещей. Эту лампу делали, похоже, в тридцатыегоды, а тот буфет не иначе как из прошлого века. Понятно. Есть такой сортлюдей, которые не в силах расстаться с дорогим их сердцу старьем. Вот и хранятшкафы и комоды, столы и стулья. Это может касаться одежды или игрушек. А потомпроходит сколько-то лет, и старые вещи начинают представлять историческуюценность. Вот чего никогда не могла понять моя мамуля, стремящаяся окружатьсебя современными вещами. А эти старые вещицы напоминали мне дом бабушки. Дажезапахи были схожие: каких-то трав, нафталина, опилок и еще чего-то неуловимого.Наверное, так пахнет старость.