Глаза закрылись в чистом наслаждении, и я на ощупь сталарасстегивать на нем рубашку. Играл джаз, звуки с катера разносились надспокойной водой. Я не могла добраться до последних пуговиц — Кистей прижималсяко мне, посылая по телу молнии наслаждения — не успевали они угаснуть, как тутже сменялись новыми. Я плюнула и просто дернула его за рубашку, чтобы онарасстегнулась

Кистей замычал в досаде, сдвинулся, прижимая меня к стене.Распахнув веки, я потянулась к его поясу.

— Дай мне, что я хочу, — шепнула я, ощущая свои новые

зубы. — И тогда мне не придется быть грубой, вампирчик.

— Это моя реплика, — сказал он с новой интонацией.

Слова эти отдавали жаждой крови, и меня охватил страх,который я быстро подавила. Руки Кистена секунду помедлили — он овладевал собой— и двинулись дальше. Самообладание у него сильнее моего. Взяв меня за плечи,он зажал меня неподвижно и нашел губами основание шеи. Он жаждал моей крови, ноне брал ее — только играл с прежним шрамом.

— Боже мой! — выдохнула я.

Не в силах остановиться, я выгнулась вверх, охватила егоногами за талию, крепче обняла за шею. Он снова переступил, принимая на себямой вес. Я ощутила его твердость через штаны, и пульс у меня забился чаще. Онэто почувствовал и стал агрессивнее — серебристая нить предвкушения в глубинемоего существа разбухла в тугой шар. Нехорошо. Это слишком. Я теряласпособность думать — так чертовски хорошо мне стало.

Я вцепилась в Кистена, желая ощутить, как вонзятся в меняего зубы. Знал бы он, как я этого хочу, он спросил бы, и я не могла быотказать. И Айви его убила бы.

Будто ощутив мое смущение, он стал нежнее, повел пальцем пооснованию шеи, оставляя ощущение жара и холода одновременно, выше, к уху,остановился, чуть нажал, намекая на большее.

— Можешь остаться до утра? — спросил он.

— М-м-м, — сумела промычать я и постаралась сделатьсвое согласие убедительнее, проведя кончиками ногтей ему по шее.

— Отлично.

Неся меня, он направился по коридору к темной спальне. ОгниЦинциннати неясными бликами отражались на воде, и у меня мелькнула мысль, чтокомбинашку-то не будет шансов надеть. Сегодня уж точно. Кровать его стояла подокнами, но он посадил меня на комод — я все так же обвивала его ногами.

Находилась я как раз на нужной высоте, открывающей любыевозможности — и ощущения взлетели вверх, когда его рука тяжело прошла по моейгруди, поглаживая и дразня. Губы Кистена от меня отодвинулись, он нарочитомедленно отклонился назад. Гладящие меня пальцы остановились. Почти задыхаясь,я посмотрела ему в глаза.

Они были черны, в них стояла знакомая сдержанная жаждакрови, поблескивала отраженным светом. Звенящий во мне адреналин смешивалнетерпение и страх. Что-то менялось — я менялась из-за своих новых, острыхзубов. Это не были просто два кусочка кости, это был источник силы, дающий мневласть над Кистеном, даруемую ощущениями, которые я у него могу вызывать. ИКистей это знал — потому и подарил мне их. Делая свои зубы гладкими, а моиострыми, он возвышал меня над собой. И эта мысль явно заводила нас обоих.

Не отрывая от меня взгляда, он взял руку, которую я вдвинуламежду его расстегнутой рубашкой и им самим. Подышал мне на запястье, сомкнувгубы, вдыхая мой аромат.

— Ты пахнешь как все, кого я люблю, вместе взятые.

Его слова послали по моему телу рябь дрожи. Меня покрываларомат Айви, тихая память о том, что у них когда-то было. Они держались вместев своей уязвимой юности, чтобы выжить, и я знала, что Кистену недостает ихпрошлой близости. Просто саднила нужда вернуть ее. Это страдание притянуло меняк нему, вызывало желание дать ему то, что ему нужно, утешить и разум его, итело. Я шла не второй за Айви, но первой, я могла дать ему то, чего не моглаона — все то, что он в ней находил, но без знания о том, через что заставил ихпройти Пискари. Я знала, что именно поэтому Айви его оставила — не могла жить сэтим напоминанием.

Тяга покориться и отдать ему все крепла, и когда онпочувствовал, как я к нему прильнула, он сильнее прижал меня. Мое тело самопотянулось к нему, зовя и приглашая. Я втянула в себя его аромат — он закружилсяво мне водоворотом, феромоны нажимали кнопки, и я застонала от желания. Рукисами зашли ему за спину, ощутив напряженные мышцы, желая уйти в него,потеряться. Я выдохнула, дрожа.

— Иди ко мне! — шепнула я.

Кистен, наклонив голову, взял меня за плечи, поцеловал воснование шеи, нежно, робко, будто никогда еще ко мне не прикасался. У менядыхание перехватило от наплыва ощущений, жгучие лучи желания вспыхнули где-тоглубоко во мне. Я дышала им, звала его. Передышка закончилась — бог мой, что-тоя должна сделать.

Горящими пальцами я потянулась к его штанам. Верхняяпуговица была расстегнута, и я расстегнула молнию, стянула их вниз, давая емусвободу. Руки Кистена лежали у меня на пояснице, и я сомкнула руки у него нашее, сползая с комода так, чтобы он мог стянуть с меня джинсы. Ноги коснулисьпола, я смогла стряхнуть сперва одну штанину, потом другую.

И снова нетерпеливо охватила его за шею, полезла вверх,снова садясь на комод. Его руки прошли по закруглениям к талии, потом выше. Язастонала в нетерпении, когда он опустил голову. Гладя одну мою грудь рукой иприпав губами к другой, он тянул, заводил меня — намек на зубы говорил, что онсделал бы со мной, позволь я это, почти обещал.

Не будь на нем чехлов, он мог бы меня укусить. Адреналингудел во мне, и я опустила руки, опустила по его тутой, гладкой коже. Онзадвигался резче, и я ответила. Резко потянув, он нашел губами основание шеи,подавленная потребность сводила его с ума.

От моего шрама хлынули ощущения, и я свалилась бы, если быКистей меня не держал. Сердце застучало, когда он чуть отпустил меня, и дыханиеко мне вернулось. Под моими ищущими пальцами он был гладкий, теплый — резчайшийконтраст с его грубым прикосновением к моей шее.

Он задышал глубже, его зубы дразнили мне кожу над шрамом,мне до боли хотелось, чтобы он заполнил меня. Я зажмурилась, чувствуяприближающийся экстаз. Ахнула, вздрогнула, когда он прикусил мне кожу, непрокусывая, сильно и твердо — только чехлы не дали пустить кровь.

Меня свело судорогой, я застонала — и Кистена это ударило,как страх.

Сжались пальцы на моих плечах. С вампирской быстротой онподтянул меня ближе, я снова ахнула. Потом, опять заведя руки ему за шею, ясдвинулась, облегчая ему работу, совсем поднялась с комода. Он скользнул в меняневероятно медленно, вытесняя рассудок отчаянной потребностью. Я едва смогласделать дрожащий вдох — распахнув рот, вдыхала, вдыхала его запах, заполняясвоим любимым и разум, и тело.

Он держал меня на весу, и мы двигались вместе. Я рукамиохватила его шею, держалась на нем, и заметила, что — если не считатьочевидного — ничем, кроме губ, не могу сейчас его коснуться. Этосамоограничение поразило меня, и я с отчаянием голода накинулась на его шею,исследуя старые шрамы и ощущая, как с каждым движением растет и становитсяотчаяннее это чувство.