Хотя предполагалось, что он был сделан издерева, заметить это оказалось затруднительно, поскольку видны были толькопередние и боковые панели. Верх стола вполне мог быть из кожи или стекла, никтоне знал точно. Сам Гарри давно забыл, как выглядит доска его стола, потому чтопо нему ровными рядами и стопками в восемь дюймов высотой Марсия укладываларазличные юридические документы. Двенадцать дюймов – на полу, восемь дюймов –на столе. Под этими стопками лежал огромный календарь, который Гарри когда-торазрисовал, слушая тоскливые объяснения адвокатов. Под календарем – “терраинкогнита”, полная неизвестность. Даже Марсия боялась заглянуть глубже.

К спинке его стула она прилепила дюжинузаписок на желтой бумаге. Судя по всему, это были самые срочные из самыхсрочных дел на это утро.

Несмотря на хаос в кабинете, Гарри Рузвельтбыл одним из самых методичных судеб, с какими только Реджи приходилось сталкиватьсяза четыре года работы. Ему не надо было тратить много времени на изучениезаконов, потому что он сам был автором большинства на них. Он славилсянемногословием, так что его постановления и предписания были с общеюридическойточки зрения достаточно краткими. Он ненавидел длинные резюме по делу,составленные адвокатами, и всегда прерывал тех, кого завораживал звуксобственного голоса. Он крайне экономно расходовал свое время, и Марсия былаему хорошей помощницей. Его стол и кабинет пользовались широкой известностью вюридических кругах Мемфиса, и, как подозревала Реджи, он получал от этогоудовольствие. Она относилась к нему с глубоким восхищением, и не только из-заего мудрости и целостности характера, но и его преданности делу. Ондавным-давно мог переместиться наверх, на более доходное место, иметь кучуделопроизводителей и юристов в помощь, а также чистый ковер и работающийкондиционер.

Она просмотрела заявление. Написано оно былоот имени Фолтригга и Финка, чьи подписи скрепляли документ. Ничего конкретного,только общие туманные предположения насчет того, что Марк Свей, подросток,препятствует федеральному расследованию, отказываясь сотрудничать с ФБР ипрокурором США по Южному округу штата Луизиана. Каждый раз, как она видела имяФолтригга, у нее возникало чувство гадливости.

Но могло быть и хуже. Имя Фолтригга могловполне стоять на повестке с требованием к Марку Свею предстать перед Большимжюри в Новом Орлеане. Со стороны Фолтригга это было бы вполне законно илогично, и Реджи даже слегка удивилась, что он избрал Мемфис в качестве своейтрибуны. Если здесь не получится, тогда придет очередь Нового Орлеана.

Открылась дверь, и появилась массивная фигурав черной мантии. По пятам шла Марсия со списком и на ходу перечисляла, чтоследует сделать немедленно. Он слушал, не глядя на нее. Расстегнул мантию ишвырнул ее на стул, тот самый, под которым лежали папки.

– Доброе утро, Реджи, – улыбнулся он. Проходяза ее спиной, он похлопал ее по плечу. – Хватит, – спокойно сказал он Марсии,которая вышла, закрыв за собой дверь. Он собрал с кресла желтые записки, нечитая, и сел.

– Как поживает мамаша Лав? – спросил он.

– Хорошо. А вы?

– Замечательно. Вовсе не удивился, увидев тебяздесь.

– Вам не надо было подписывать распоряжение овзятии Марка под стражу. Я бы его сама сюда привела, Гарри, вы же знаете. Онвчера заснул на качелях на террасе у мамаши Лав. Он был в надежных руках.

Гарри улыбнулся и потер глаза. Очень немногиеадвокаты могли позволить себе называть его Гарри в его собственном офисе. Ноему даже нравилось, если это исходило от нее.

– Реджи, Реджи, ты никогда не согласишься,чтобы твоих клиентов брали под стражу.

– Это неправда.

– Ты считаешь, что значительно лучше отвестиих домой в мамаше Лав и покормить.

– Это помогает.

– Верно. Но, если верить мистеру Орду и ФБР,маленький Марк, возможно, в опасности.

– Что они вам наговорили?

– Все выяснится на слушании.

– Похоже, у них оказались убедительныеаргументы. Я получила уведомление за час до слушания. Своего рода рекорд.

– Я решил, тебе это подойдет. Если хочешь,можно перенести на завтра. Я не прочь заставить мистера Орда подождать.

– Только не когда Марк сидит в тюрьме.Выпустите его, и мы перенесем слушание на завтра. Мне нужно время, чтобыподумать.

– Я боюсь освобождать его, хочу убедиться, чтоему ничего не грозит.

– Откуда такие страхи?

. – Если верить ФБР, в городе сейчас находятсяочень опасные личности, которые хотели бы заставить мальчика замолчать. Тызнакома с мистером Гронком и его дружками Боно и Пирини? Когда-нибудь о нихслышала?

– Нет.

– Я тоже впервые услышал только сегодня утром.Создается впечатление, что эти личности прибыли в наш благословенный город изНового Орлеана и что все они – ближайшие помощники мистера Барри Мальданно, илиНожа, мне кажется, так он шире известен. Слава Богу, организованнаяпреступность до сих пор обходила Мемфис стороной. Меня все это пугает, Реджи, всамом деле пугает. Эти люди не играют в бирюльки.

– Мне тоже страшно.

– Ему угрожали?

– Да. Вчера, в больнице. Он мне рассказал, и стой поры мы не расставались.

– Значит, теперь ты еще и телохранительница.

– Да нет же. Но я не думаю, что кодекс даетвам право брать под стражу детей, жизнь которых в опасности.

– Реджи, милая, я же сам этот кодекс писал. Ямогу приказать взять под стражу любого ребенка, если есть подозрение, что онпреступник.

Верно, он писал этот кодекс. И апелляционныесуды давно бросили попытки поймать Гарри на какой-либо неточности.

– В каких же грехах обвиняют Марка Фолтригг иФинк?

Гарри выхватил из стола пару бумажных салфетоки высморкался. Снова улыбнулся.

– Он не может просто молчать, Реджи. Если ончто-то знает, он должен рассказать. Ты же понимаешь.

– Вы предполагаете, что он что-то знает?

– Я ничего не предполагаю. В заявлениисодержатся некие утверждения. Часть из них основана на фактах, а часть – напредположениях. Как, впрочем, и все заявление. Разве не так? До слушания мыправды не узнаем.

– Чему из того дерьма, что написал СликМюллер, вы верите?