– Я не верю ничему, Реджи, пока мне это небудет сказано под присягой в моем суде, и тогда я верю только десяти процентамуслышанного.

Последовала долгая пауза, во время которойсудья размышлял, задавать вопрос или нет.

– Ну, Реджи, что же мальчик знает?

– Вы знаете, это конфиденциальная информация.

Он улыбнулся.

– Значит, он знает больше, чем нужно.

– Можно и так сказать.

– Если это важно для хода расследования,Реджи, тогда он должен сказать.

– А если он откажется?

– Не знаю. Подумаем, когда такое произойдет.Мальчик умный?

– Очень. Неполная семья, отца нет, матьработает. Вырос на улице. Все как обычно. Я вчера разговаривала с учителем вего пятом классе, так у него по всем предметам, кроме математики, высшие баллы.Он очень сообразителен и по-уличному предприимчив.

– Никаких неприятностей в прошлом?

– Никаких. Он славный малыш, Гарри. Простозамечательный.

– У тебя все клиенты замечательные, Реджи.

– Этот – особенный. Он сюда попал не по своейвине.

– Я надеюсь, ты дала ему хороший совет. Наслушании ему придется туго.

– Я всем своим клиентам стараюсь дать хорошийсовет.

– Я знаю.

Послышался стук в дверь, и вошла Марсия.

– Ваш клиент прибыл, Реджи. Комната длясвидетелей С.

– Спасибо. – Она встала и прошла к двери. –Увидимся через несколько минут.

– Да. И не забывай, я крут с непослушнымидетьми.

– Я знаю.

* * *

Он сидел на стуле, прислонившись к стене исложив руки на груди. Во взгляде сквозила обреченность. В течение трех часов сним обращались как с преступником, и он уже начал привыкать. Он не боялся.Никто его не ударил, ни полицейские, ни заключенные.

Комната была крошечной, без окон, плохоосвещенной. Вошла Реджи и подвинула поближе к нему складной стул. Ейприходилось бывать в этой комнате много раз при сходных обстоятельствах. Онулыбнулся ей с явным облегчением.

– Ну, как в тюрьме? – спросила она.

– Они меня еще не кормили. Можно за это податьна них в суд?

– Возможно. Как Дорин, та дама, что с ключами?

– Противная. Откуда вы ее знаете?

– Я там много раз бывала, Марк. Такая уж уменя работа. Ее муж сидит в тюрьме, осужден на тридцать лет за ограблениебанка.

– Здорово! Я ее про него спрошу, если опять увижу.Мне придется туда вернуться, Реджи? Мне бы хотелось понять, что происходит.

– Что ж, все просто. Через несколько минут нампредстоит слушание у судьи Гарри Рузвельта. Оно может продлиться пару часов.Прокурор и ФБР предполагают, что ты обладаешь важной информацией, и, как ядумаю, они могут попросить судью приказать тебе говорить.

– А судья может заставить меня сказать?

Реджи говорила медленно и осторожно. Ему былоодиннадцать лет, он был умен и схватывал все на лету, но она повидала многотаких и знала, что в данный момент он просто-напросто перепуганный ребенок. Онможет услышать ее слова, а может и пропустить все мимо. Или он услышит толькото, что ему хотелось бы слышать, так что она должна быть предельно осторожна.

– Никто не может заставить тебя говорить.

– И хорошо.

– Но судья может отправить тебя назад в ту жесамую камеру, если ты не заговоришь.

– Назад в тюрьму?

– Именно.

– Не понимаю. Я же ничего плохого не сделал,черт побери, а меня засадили в тюрьму. Я просто понять этого не могу.

– Все очень просто. Если, я подчеркиваю, еслисудья Рузвельт прикажет тебе отвечать на определенные вопросы и если тыоткажешься, тогда он может обвинить тебя в неуважении к суду, поскольку ты неответил, ослушался его. Но я никогда не слышала, чтобы одиннадцатилетнемуребенку предъявляли такие обвинения. Вот если бы ты был взрослым, то тогда тебяпо этому обвинению можно было бы посадить в тюрьму.

– Но я же маленький.

– Верно, и все-таки я не думаю, что он тебяотпустит, если ты откажешься отвечать на вопросы. Понимаешь, Марк, закон тутвесьма ясен. Человек, обладающий информацией, имеющей важное значение дляуголовного расследования, не имеет права скрывать эту информацию из-за боязниза собственную жизнь. Иными словами, ты не имеешь права молчать, потому чтобоишься за себя и свою семью.

– Довольно глупый закон.

– Я тоже не очень с ним согласна, но этоникого не интересует. Таков закон, и тут не делается никаких исключений, дажедля детей.

– Значит, меня бросят в тюрьму за неуважение ксуду?

– Весьма вероятно.

– А мы можем подать в суд на самого судью иличто-то еще сделать, чтобы меня оттуда вытащить?

– Нет. Подать в суд на судью нельзя. Кстати,судья Гарри Рузвельт очень хороший и справедливый человек.

– Жду не дождусь, когда с ним познакомлюсь.

– Уже недолго осталось.

Марк погрузился в размышления. Его стулравномерно ударялся спинкой о стену.

– Как долго я просижу в тюрьме?

– Ну, если предположить, что тебя тудаотправят, то скорее всего до тех пор, пока ты не выполнишь указание судьи, тоесть пока ты не заговоришь.

– Ладно. А если я решу не говорить? Как долгоя просижу? Месяц? Год? Десять лет?

– Я не могу ответить на этот вопрос, Марк.Никто не знает.

– И судья не знает?

– Нет. Если он отправит тебя в тюрьму занеуважение к суду, я сомневаюсь, чтобы он представлял себе, как долго тебепридется там пробыть.

Они надолго замолчали. Он провел три часа вкамере у Дорин, и не так уж там было плохо. Он видел фильмы про тюрьмы, гдебанды дрались друг с другом, устраивали в тюрьме погромы и убивали доносчиковзаточками. Там охранники пытали заключенных. Заключенные нападали друг надруга. Голливуд не жалел красок. Но там, куда попал он, было не так уж плохо.