Она стиснула руки у горла. Ну, метко бьетсудьба! Говорят, даже молния в одно дерево дважды не ударяет, а вот ее, Алену,обожгло небесным огнем трижды. Первый раз – когда она лишь увидела этогоизмученного юнца, прикованного к медведю. Второй раз – в Иванову ночь. И опятьв ночь – хмельную, счастливую! И это был все он, все он… ну что ж, недаром онав мыслях и сердце называла его – единственный. И, словно был он и впрямьединственным человеком на земле, Егор Аржанов заодно оказался тем самымлиходеем, убийцей, супостатом, на чью голову призывала она все мыслимые инемыслимые кары небесные!

Алена усмехнулась. Каково-то сейчас там, нанебесах, разбираться богу с чертом: то ли наградить, то ли покарать Аржанова?Ну, неведомо, как будет с ним, однако с Аленою оба эти вершителя судеб человеческихуже разобрались: одни только беды суждены ей, одни страдания! И ничего более…

Она верила Ленькиной искренности. Ведь это былее брат и друг, которому ее жизнь дороже собственной. Она всего-навсего немогла поверить его словам… Одно знала доподлинно: если даже это правда,нарушит, нарушит она свои клятвы покарать неведомого убийцу. Никогда не выдастЕгора!

Закрыла лицо руками, глухо вымолвив:

– Богом клянись, Ленька, что не пойдешьникуда и не скажешь никому! Побожись, что смолчишь!

– Да у меня уже мозоль в голове от твоего«молчи да молчи»! – так и взвился ее приятель. – Это почему же так?

– Потому что… – с трудом подбираласлова Алена, – потому что…

«Я люблю его! – хотелось крикнуть. –Он моя жизнь и смерть моя!» – но выговорила чуть слышно:

– Потому что он спас меня, я ему спасибосказать должна, а ты…

– Ишь ты – спасибо! – перебил ееЛенька. – Да чтоб его искосило! За что – спасибо? Что тебя в землю живьемзарыли? Что живешь, под собою ног не чуя от страха? Давай, беги, говориспасибо, пока он тебя на тот свет не свел!

Алена внимательнее поглядела на своего друга иувидела, что у него слезы выступили на глазах.

– Ленька, да ты что? – спросила онатихо. – Что выдумываешь? Он и знать не знает, кто я да что, думает,гулящая девка, содержанка…

– Hе знает? – с улыбочкой покивалЛенька. – Так-таки?

Алена насторожилась: уж больно нехорошо онухмылялся. И, как явствовало, насторожилась она не зря.

– А ну, поди сюда, – поманил Ленькак окошку. – Да поосторожнее, не вылазь из-за занавесочек! Вон, видишь? Зазабором, ну, слева!

Алена пригляделась. У забора виднелась женскаяфигура.

– Баба какая-то, – растерянносказала она. – Чего ей надобно?

– Приходила в стряпки наниматься, –с непонятным злорадством сообщил Ленька. – Катерина-то Ивановна Агашупрогнала, мы теперь без поварни.

– А ты что, уже наем объявил? –удивилась Алена, не постигая, какое отношение имеет стряпка ко всему томукошмару, который обрушил на нее Ленечка и в который она еще не могла до концаповерить.

– В том-то и дело! – всплеснул тотруками. – Я и словечка никому не молвил, а она уж тут, старая!

– Да мало ли кто где кому о чемсказал, – устало отмахнулась Алена. – Катюшка небось похлопотала. Илисоседи… Ради бога, при чем тут какая-то стряпка?! – Голос у нее сорвалсярыданием.

– При чем? – чуть ли не взрыдал эхомЛенечка. – Катюшка похлопотала? Соседи?! Да ты, верно, только тогда моислова услышишь, когда ноги протянешь! Говорю же: это он, Аржанов, Никодима вмогилу свел, а теперь тебя отравить замыслил. Он стряпку прислал!

– Да, конечно, – кивнула Алена, укоторой уже вовсе иссякли силы. Хотелось одного: лечь, уснуть – только чтобыникогда уже не проснуться! – Подумай только, ну что ты городишь?! С чеготы все это взял?

– С того, Аленушка моя, цветикполевой, – весь трясясь от едва сдерживаемой злобы, выдавил Ленька, –что я эту самую стряпку вчера на дворе аржановском видал! Он не с графом живет– один, в собственном доме, а при нем единственная прислуга: старуха, Маланьейзовут. Так вот эта самая Маланья к нам в стряпки и хотела! Знай, Алена: кабы нея, не нынче-завтра и ты отведала бы того самого хлебова, кое Никодима Мефодьичауложило в гроб!..

* * *

Алена прошла через сад и уже приотворилакалиточку во двор, да вспомнила Ленькины предостережения – и замерла, пытаясьвглядеться во тьму.

Напрасно, ночь черна, как та тоска, котораяовладела ее душой. Глупости, ну кто здесь может быть? Кто, кроме нее, знает,что ей до смерти необходимо добраться до отцовских травяных запасов – и чемскорее, тем лучше?

Ленька даже опешил, когда Алена, только чтозащищавшая Аржанова и беспрестанно твердившая «не может быть!» да «быть неможет!», вдруг сникла, смирилась и заявила, что, когда так, ей ни дня лишнегонельзя оставаться в доме Фрица и надобно исчезнуть. Ленька был всецелосогласен. Он порывался уйти с Аленой, однако та воспротивилась: она-де исчезнетсразу, а он еще помельтешит в доме денек, создавая видимость ее присутствия,потихоньку соберет самые необходимые мелочи, а через сутки присоединится к нейв доме Надеи Светешникова, чтобы окончательно решить, куда податься дальше.Раньше-то у Алены сомнений не было: только в Любавино! Теперь этоблагословенное место было для нее под запретом. А ну как встретится невзначай свеселым барином… уже ведь было такое однажды! Может статься, им на роду написанытакие вот роковые встречи. Нет уж, с нее довольно. Добро, если переживетсвершившееся… И не в первый раз Алена в сердце своем горько укорила Леньку зато, что открыл ей глаза. Ну, умерла бы… зато умерла бы в счастье, в надежде: авдруг Егор, узнав про ее беременность, не отвернется от нее, а… Что? Ну, что?!

Бред все это, бредни, пустые мечтания! Аржанов– сам собой, а она, Алена, – сама собой. Не одна – с ребеночком!

Чего греха таить: первая мысль была отыскатьпижмы, да спорыньи, да еще какого-нито подходящего зелья, заварить покрепче ивыпить. Вытравить плод…

Бывает, что баба от слишком крепко завареннойспорыньи помирает или кровью исходит после выкидыша…