— слишком оживлённой была вся правая сторона реки, лишь через десять километров начинались пустынные места. Минуты уплывали вместе с тёмной водой, время работало против Андрея. Он машинально продолжал грести, тёмная кромка левого берега медленно приближалась. Уже видны были дома и заборы. Берег казался безлюдным. Всё молчало, но эта тишина была обманчивой. На другом берегу от сторожки вверх по насыпи уже бежали полицейские, и внутренним зрением Андрей видел водителя полицейского уазика, как тот истошно кричит в микрофон, передавая дежурному важное сообщение — сообщение, за которое ему, быть может, объявят благодарность и повысят в звании.

Решение пришло внезапно, и это было сродни озарению! Андрей в несколько гребков достиг берега, прыгнул в воду и вытащил лодку на берег. Убедившись, что никто его не видит, прошагал по снегу с десяток метров, ровно до того места, где следы терялись на грязном слежавшемся насте, а затем, след в след, вернулся обратно. Стоя по колено в ледяной воде, решительно и споро разделся, оставшись в трико и футболке, завернул одежду в куртку, крепко стянул рукава и связал их узлом, затем, подняв узел над головой, пошёл от берега на глубину. Тело ожгло словно кипятком, дыхание перехватило. Андрей знал, что очень скоро онемеют руки и ноги, а потом будут судороги, остановка дыхания, смерть. Но это не сразу! Зайдя в воду по грудь, толкнулся ногами от каменистого дна и быстро поплыл по течению, работая одной рукой. Бросить вещи он не мог — там были документы, деньги, оружие. План был прост и сложен в одно и то же время. Нужно было уплыть как можно дальше от этого места. Но он понимал, что долго не продержится в ледяной воде. Было такое чувство, что он находится в жуткой толпе, его сдавливают со всех сторон, не дают вздохнуть. Хочется выбраться из этой давки, но это не удаётся. Толпа всё напирает, нет сил глубоко вздохнуть, а можно лишь делать быстрые короткие вдохи и на каждом выдохе опускать свободную руку в ледяную воду и грести, грести, грести. Узел с одеждой намок и стал тяжёлым. Андрей больше не мог держать его над водой, а только слегка подталкивал перед собой и следил, чтобы тот вдруг не уплыл или не пошёл ко дну. Руки занемели, пальцев он вовсе не чувствовал. Прошло уже минут десять, а он преодолел не больше километра. До загородного пустыря он вряд ли дотянет, но и всё равно, нужно было отдалиться как можно дальше от лодки. Каждая секунда в ледяной воде повышала шансы на спасение. Он решил приблизиться к берегу и плыть, пока есть силы.

Толкнув от себя заметно потяжелевший узел, Андрей поплыл наискось к берегу. Течение здесь было потише, и воронки уже не закручивали дрейфующие спирали. Странное дело, холода Андрей больше не чувствовал. Рук и ног у него словно не было, тело казалось чужим. Грудь тяжко вздымалась, сквозь неё протекал холодный воздух и падал в пустоту. Голова казалась ясной, далёкий свет жёлтых фонарей резал глаза, и всё необъятное пространство над головой ощутимо давило его своей тёмной массой. Казалось, что стоит закрыть глаза, и его поглотит эта чернота. И странное дело: он уже не боялся погони. Казалось, что гнались за кем-то другим. Другой человек плыл в лодке, а ещё раньше торговался с лодочником, шёл по улице с проституткой, стрелял в губернатора. Всё это был не он! Подлинный Андрей борется с течением, плывёт во тьме куда-то вдаль, в неизвестность. На душе всё тяжелей, мысли глуше. Руки уже не слушаются. Он всё чаще глотает воду, дыхание становится прерывистым и ненадёжным. В какой-то миг просветления Андрей понял: ещё минута, и он утонет, не потому, что устал, а потому, что ему всё стало безразлично. Навалилась чёрная апатия — верный признак запредельной усталости. Уже не хотелось бороться, куда-то плыть. Зачем? Ведь всё просто — стоит только расслабиться и перестать сопротивляться. Смерть совсем не страшна. Смерть — это отдых. Это тихая пристань. Это начало нового пути. Зачем же медлить? Но Андрей уже приближался к берегу, оставалось совсем немного. Ничего не понимая, не чувствуя рук и ног, он из последних сил преодолевал последние метры и вдруг почувствовал опору под собой. Последнее усилие, несколько шагов на онемевших ногах, и он упал грудью прямо в снег и в ту же секунду потерял сознание.

Забытьё длилось какой-то миг, а потом Андрей почувствовал жжение в груди и открыл глаза. Повернул голову и увидел справа от себя темнеющий узел с вещами. Всё это время он удерживал его правой рукой и, по всей видимости, так бы и пошёл ко дну вместе с ним. Он снова закрыл глаза и глубоко и медленно вдохнул, задержал дыхание на секунду, а затем с силой вытолкнул из себя воздух. Подобрал под себя руки и тяжело поднялся. Над головой темнел пролёт моста. Берег здесь был пустынен. Следовало пройти ещё около километра вдоль кромки воды, а затем выходить на железную дорогу. Он стал развязывать свой узел. Из одежды обильно сочилась вода. Прилагая все силы, Андрей отжал брюки и куртку. Скинул с себя трико и майку, затем энергично растёр тело ладонями и, содрогаясь, натянул на тело влажную одежду. Он слышал что-то такое про индийских йогов, как они сушат своим телом мокрую одежду на ледяном ветру, но самому пробовать ещё не приходилось. И как оказалось, ничего невозможного в этом не было. Водонепроницаемые швейцарские часы со светящимся циферблатом показывали половину одиннадцатого. Андрей переложил деньги из внутреннего кармана в боковой, взял в руки ключи от квартиры и побежал вдоль берега. Тело казалось чужим, ноги не слушались, и он то тыкался пяткой в землю, то проваливался в пустоту. Со стороны можно было подумать — пьяный бежит. Но никого вокруг не было. Чем хороша окраина — с наступлением темноты редко кого на улице встретишь. Все по домам сидят, водку глушат. Бьют друг другу морды, режут ножами, стреляются из ружей, вешаются, сходят с ума. Страшна российская глубинка!

Пробежав около километра, Андрей свернул к жилому массиву. Через несколько минут он уже бежал между покосившимися хибарами, мимо накренившихся заборов, за которыми не было даже собак. Он бежал словно во сне — так странно всё это было. И сам он был странен — в мокрой одежде, с кучей долларов в кармане, с пистолетом за пазухой — словно тать во вражеском тылу. Тела он по-прежнему не чувствовал, бег