Это было первое военное столкновение конкистадоров с момента их прибытия в Перу 17 месяцев назад; его исход вселил в них уверенность. Победа над якобы могущественными инками оказалась даже легче, чем все, с чем они сталкивались в Панаме, Мексике, Гватемале и Никарагуа, а также на Юкатане. Как это могло произойти? Простое объяснение заключается в том, что, в отличие от народов Мексики и Центральной Америки, инки практически не имели опыта противодействия вторжениям или подготовки к ним. В то время как механизмы мобилизации были у них очень продуманными – они основывались на восходящей десятичной структуре, согласно которой 10 глав домохозяйств (хатун руна) подчинялись чиновнику, известному как пача-камайок, 100 подчинялись пача-кураке, 1000 подчинялись варанка-кураке, а 10 000 выступали под командованием правителя провинции омо-кураки, – в конечном счете они не имели того, что мы могли бы назвать профессиональной армией в каком-либо смысле этого термина. Их войско состояло почти исключительно из отдельных отрядов призывников, которые пользовались собственным оружием и подчинялись своим командующим. В отгремевших не так давно династических войнах в основном сражались насильно мобилизованные земледельцы и пастухи. Подавляющее большинство этих призывников также не говорили на кечуа, языке межнационального общения военной элиты. Это почти полностью лишало армии инков гибкости на поле боя: как только начиналось сражение, взаимное непонимание делало смену тактики практически невозможной[887].

Военное дело инков развивалось параллельно с расширением их территорий, которое обеспечивали в первую очередь дипломатия и подкуп. Инки стремились быть великодушными с теми, кто им сдавался, и беспощадными с теми, кто оказывал сопротивление, но успешность их экспансии, похоже, скорее объяснялась тем, как соседи воспринимали их владычество – неизменно символически связанное с поклонением Солнцу и верностью Сапа Инке, – а не каким-то явным техническим превосходством (инки, как правило, побеждали благодаря огромному численному преимуществу)[888]. Более того, война для инков имела глубоко обрядовый характер. Да, убежденность некоторых испанских хронистов, что инки верили в полученный ими божественный мандат на распространение религии виракоча среди остальных народов, слишком напоминает проекцию их собственного понимания религиозной войны. И все же не может быть никаких сомнений, что каждую кампанию у инков сопровождали гадания, посты, пиршества и жертвоприношения[889]. Сами сражения отражали такой характер военных действий: воины каждой региональной группы носили особенные облачения. Бернабе Кобо был озадачен, заметив, что во время боя инки надевали «свои самые привлекательные украшения и драгоценности»[890]. Даже в разгар битвы они несли с собой огромное количество священных предметов, называемых уака. У каждого Сапа Инки имелась и своя боевая уака с особым наименованием, а захваченные в каждом покоренном регионе уаки доставлялись в Куско, что представляло собой мощный символический акт[891]. Эта практика была достойной верховного правителя, который начинал свой путь как живой воин, но позднее превращался в мертвое божество[892]. Предшествовавшая любому бою театрализованная демонстрация воинственности, которая часто продолжалась несколько дней, тоже была бессмысленной, с точки зрения испанцев. Как вспоминал туземный хронист, воины пытались запугать своих врагов хорошо отрепетированными угрозами, которые включали предвкушение того, как они выпьют из черепов своих противников, ритуально украсят себя ожерельями из их зубов, сыграют на флейтах из их костей и ударят в барабаны из содранной с них кожи[893]. Это было впечатляющее шоу, увы, совершенно бессмысленное против беспощадно прагматичного врага.

Быстрая победа при Хаухе позволила Писарро и его людям уже в воскресенье, 12 октября, овладеть городом, жители которого приветствовали их как освободителей. Через неделю прибыли двигавшиеся медленнее пехота и обоз со снаряжением. Следуя обычаю конкистадоров, Писарро решил учредить в Хаухе городское управление на испанский манер. Город получил статус первой христианской столицы Перу; был разработан план строительства там церкви и ратуши. Но потом случилось страшное: скончался Тупак Уальпа, находившийся в их власти Сапа Инка, который фактически служил для испанцев пропуском через все земли инков.

Имеющиеся свидетельства заставляют предположить, что Сапа Инка умер от болезни, поразившей его после отъезда из Кахамарки 11 августа. Трудные ночевки по пути в Хауху, вероятно, лишь усугубили дело. Тем не менее испанцы отнеслись к происшедшему с недоверием, вообразив, что Сапа Инку отравил Чалкучима[894]. Еще до появления слухов, что великий полководец инков тайно руководил сопротивлением в Хаухе, имелись признаки того, что Чалкучима обманывал доверие испанцев, дискредитируя Тупака Уальпу среди воинов, поощряя тех не подчиняться государю и убеждая Писарро, что такое неповиновение было доказательством бесполезности Тупака Уальпы – другими словами, того, что он не пользовался уважением среди населения[895].

Вскоре Писарро столкнулся с еще более сложной проблемой. Знатные инки, которых он собрал, чтобы выбрать нового Сапа Инку, не смогли прийти к согласию. Имелся явный раскол между теми, кто поддерживал Уаскара и выступал за преемника из династии Куско, и теми, кто поддерживал Атауальпу и выступал за кандидатуру одного из его сыновей, базировавшихся в Кито. В отсутствие Сапа Инки региональные лидеры с конфликтующими интересами могли использовать различные средства для восстановления определенного уровня автономии. Некоторые общины, проживавшие в районе озера Титикака, например колья и северные чачапойя, были известны своими попытками вернуть независимость при любой возможности. Чтобы контролировать их, инки традиционно полагались на колонистов, преданных Сапа Инке. Однако в его отсутствие различные регионы были вольны заключать союзы с конкистадорами, которые, по сути, заменили собой гегемонию Сапа Инки. Зная об этих сложностях, Писарро тайно поощрял обе стороны в споре о престолонаследии. Тем не менее хитроумные военачальники вроде Чалкучимы были информированы гораздо лучше и вели собственную двойную игру. Продолжая притворяться верными союзниками конкистадоров, они одновременно организовывали сопротивление, притворно уверяя Писарро, что воины инков, с которыми они сами находились в конфликте, не признают власть испанцев[896].

Вся эта ситуация свидетельствовала прежде всего о том, что сам институт Сапа Инки резко утратил свой престиж. Такое развитие событий также неизбежно влекло за собой упадок всего правящего класса, который напрямую зависел от государя. Хотя Писарро и его сторонники лишь смутно осознавали эти обстоятельства, они понимали, что их неспособность как-то разрешить кризис престолонаследия делает еще более настоятельной необходимость как можно быстрее добраться до Куско. Писарро получил подробную информацию о маршруте от трех посланников, ранее в том же году отправленных из Кахамарки в Куско для сбора сокровищ[897]. Поэтому он знал об особенно сложном участке пути между Паркосом и Вилькауаманом: его перерезали глубокие ущелья, которые можно было пересечь только по нескольким подвесным мостам, являвшимся очевидной легкой мишенью для враждебных отрядов сторонников Атауальпы, которые хотели помешать испанцам добраться до Куско. Стремясь обезопасить эти мосты, Писарро выслал вперед 70 лучших всадников под командованием Сото. Они покинули Хауху 24 октября, а через четыре дня вслед за ними выдвинулись Писарро и Альмагро во главе 30 всадников и 30 пехотинцев, которым было поручено охранять Чалкучиму, а также, как обычно, неизвестного, но значительного числа туземных воинов. План состоял в том, чтобы эти два отряда встретились в Вилькауамане. Остальная часть экспедиции осталась в Хаухе, которая де-факто стала христианской столицей Перу.

Маршрут из Хаухи в Куско пролегал вдоль реки Мантаро, по берегу которой конкистадоры двигались до тех пор, пока между Пукарой и Паркосом она не сделала крутой разворот на север и не разделилась на отдельные рукава. Дальше путь шел через внушительные горные хребты, рассекаемые бурными реками, которые устремлялись вниз к бассейну Амазонки. Этот край было бы практически невозможно пересечь, если бы не изумительные дороги инков, которые так поразили испанцев: «Нигде в христианском мире, – писал один из братьев Писарро, – не найти таких великолепных дорог, как эти»[898]. Однако в той конкретной ситуации дороги оказались обоюдоострым мечом: они были построены так, чтобы пешеходы и ламы могли преодолевать отвесные склоны Анд, но их