на юго-запад и Чинчасуйю на северо-запад[919]. Кроме того, расположенные вокруг города серии наделенных сакральным статусом полей были увязаны с сотнями тщательно расположенных святилищ, которые увязывали планировку Куско с ландшафтом и космосом инков[920]. Все это было результатом длительного процесса, в ходе которого каждый регион отводил земли определенному правителю, что привело к возникновению монарших поместий, планировка которых была приспособлена к их природному окружению так, чтобы отражать симбиотические отношения, существовавшие, как считалось, между человечеством и небесными силами. Именно эти симбиотические отношения, в свою очередь, удерживали Тауантинсуйю в хрупком равновесии, которое сосредоточивало власть и богатство в руках эндогамной и не допускавшей в себя чужаков олигархии, расположенной в центре всей системы[921].

Само собой, конкистадоры пребывали в блаженном неведении относительно множества тонкостей, которые в конце концов проясняются только сейчас благодаря современным археологическим исследованиям, да и то – с изрядной долей условности. Неудивительно и то, что притяжение Куско, ощущаемое остальной территорией Тауантинсуйю, заметно ослабло после гражданских войн. Хотя к началу 1534 г. Писарро надежно контролировал столицу и мог рассчитывать на полную поддержку со стороны обитавшей в Куско ветви правящей династии, теперь однозначно связанной с памятью об Уаскаре, недавний прецедент с сооруженным Уайной Капаком по очень похожим планировочным принципам городом Тумебамба был напоминанием о растущей неустойчивости положения Куско. Во время гражданской войны Тумебамба, расположенная на территории современного Эквадора, превратилась в настоящий «Новый Куско» и стала конкурирующей столицей, позаимствовав несколько топонимов у первопрестольного имперского города. По сути, не будет преувеличением сказать, что Тумебамба фактически заменила Куско в качестве центра политической и военной власти[922]. Руминьяви, пожилой военачальник Атауальпы в Кито, уверенно держал под своим контролем тот регион и не выказывал никаких признаков того, что готов подчиняться Писарро или его новому марионеточному Сапа Инке; именно поэтому Кискис теперь направлялся на север, чтобы к нему присоединиться. Через верных Манко информаторов Писарро вскоре узнал, что Кискис двигался вдоль Апуримака, пытаясь привлечь на свою сторону несколько отрядов, прежде находившихся под командованием Чалкучимы. Это представляло явную угрозу для недавно основанных испанских муниципальных органов в Хаухе, и Писарро, не теряя времени, отправил туда подкрепление: в конце января 1534 г. Диего де Альмагро, Эрнандо де Сото и 50 испанских всадников отправились в Хауху в сопровождении примерно 20 000 туземных воинов под командованием Манко Инки и одного из его братьев[923].

Эти силы продвигались вперед удручающе медленно. Кискис позаботился о том, чтобы разрушить все оставшиеся мосты, а обильные дожди привели к разливу рек. В частности, оказалось невозможным перейти вброд реку Пампас. Людям Манко было приказано строить новый мост, и они совершили настоящий подвиг, закончив работы всего за три недели напряженного труда. Но эта трехнедельная задержка обернулась огромным преимуществом для Кискиса, который добрался до Хаухи задолго до своих преследователей. Испанский командующий в Хаухе Алонсо де Рикельме был сравнительно неопытен, но ему повезло: за несколько дней до нападения Кискиса в Хауху прибыл заслуженный и опытный военачальник Габриэль де Рохас вместе с крупным подкреплением с побережья. Под его командованием лошади и сталь снова оказались непреодолимым препятствием для инкских воинов. И хотя люди Кискиса сражались с отчаянной яростью (тот же Рикельме был выбит из седла прямо в реку Мантаро, быстрые воды которой увлекли его вниз по течению, так что он чудом остался жив), конкистадорам удалось отбросить силы Кискиса к окрестным холмам и даже выбить их из долины Тармы, где они пытались укрыться. Ключевой для победы испанцев оказалась и та поддержка, которую они получили от многих тысяч местных жителей: населявшие регион племена, в частности известные своим свирепым нравом уанка, были рады поспособствовать разгрому инков. Их готовность встать на сторону конкистадоров заставляла вспомнить о той роли, которую тласкальтеки сыграли в захвате Кортесом Теночтитлана[924].

В конце марта, когда распределение захваченного в Куско золота и серебра было завершено, Писарро отправился в Хауху, куда и прибыл в середине апреля. В следующем месяце они с Манко Инкой собрали внушительную армию, чтобы изгнать Кискиса из региона. К началу июня стало ясно, что Кискис и его деморализованные войска ушли, начав долгий путь обратно в Кито, находящийся на расстоянии примерно 2000 км. Писарро и Манко отметили свою победу шестинедельной фиестой с различными увеселениями, в том числе грандиозной королевской охотой, которую Сапа Инка организовал в качестве сюрприза для своего досточтимого союзника. Средств он не жалел, так что десятки тысяч человек приняли участие в масштабной охоте, в ходе которой было убито около 11 000 голов дичи[925].

Тем временем известие об успехах Писарро породило небывалый ажиотаж среди испанского населения Панамы и Карибского бассейна. Перу стало настолько соблазнительным, что, как докладывали Карлу V раздраженные чиновники с Пуэрто-Рико, «ни один испанец не останется здесь, если мы их не свяжем»[926]. Несмотря на королевское распоряжение, что разрешение на отплытие в Перу можно давать только состоятельным купцам или женатым мужчинам, готовым взять с собой своих жен и детей, каждый корабль, отплывавший из Панамы, был, казалось, до отказа набит безудержными энтузиастами, полными решимости сколотить состояние. Однако лишь немногие из них были, похоже, готовы на долгое и опасное путешествие по суше в Хауху или Куско. Сам Писарро прекрасно осознавал абсурдность длинных верениц туземных носильщиков, доставлявших припасы в недавно основанные испанские города в отдаленных горах. Несомненно, именно эта труднодоступность, а также его собственные предпочтения повлияли на решение Писарро перенести столицу на побережье, где и климат, и высота были более благоприятными для испанцев. В конце ноября 1534 г. он предложил переселиться туда гражданам Хаухи. Месяц спустя он выбрал место в устье реки Римак, в 250 км к западу от Хаухи; вскоре после этого, 5 января 1535 г., накануне Богоявления, там была официально основана будущая Лима, которую Писарро назвал Сьюдад-де-лос-Рейес («город царей») в честь трех волхвов, почитаемых во всем христианском мире[927].

Глава 15

Манко Инка

В конце февраля 1534 г., вскоре после победы Рикельме над войсками Кискиса при Хаухе, Габриэль де Рохас, опытный полководец, фактически и одержавший эту победу, спешил в Куско с новостями с севера. Ему не терпелось рассказать Писарро, что испанские переселенцы оставались на севере, поскольку в большинстве своем были уверены, что Тумебамба и Кито превосходили Куско по богатству. Действительно, слух, что Атауальпа переправил свои основные сокровища в Тумебамбу, вызвал настоящий ажиотаж в Центральной Америке и Карибском бассейне. Даже один из самых прославленных конкистадоров, порывистый товарищ Кортеса Педро де Альварадо, направлялся из Гватемалы на север Перу во главе эскадры из 12 кораблей и с огромным отрядом из 500 испанцев, более 4000 гватемальских индейцев и свыше 100 лошадей. Рохас также знал, что, как только Себастьян де Белалькасар, разместивший свою штаб-квартиру в тихоокеанском порту Сан-Мигель (так Писарро переименовал Пьюру), получил эту новость, он отправился в Тумебамбу с большим отрядом. Затем, уже по пути в Куско, Рохас повстречался с Альмагро, который, посчитав ситуацию слишком неотложной, чтобы ждать указаний от Писарро, тоже немедленно двинулся на север. Короче говоря, как раз в тот момент, когда Сапа Инка готовился устроить для Писарро экстравагантную фиесту с охотой в Хаухе, в северный регион Чинчасуйю направлялись три различных испанских контингента[928].

Альмагро действовал быстро. Он достиг северного побережья в начале апреля и продолжил путь на север в сторону Кито. По пути он узнал, что Руминьяви – старый военачальник Атауальпы в регионе – организовал ожесточенное сопротивление, и поэтому отступил в Сан-Мигель за подкреплением[929]. Обстановка на севере в корне изменилась. Конкистадоры больше не имели в своем распоряжении знатных заложников, которые могли заставить туземных воинов хотя бы на время прекратить сопротивление; при этом здесь они не пользовались поддержкой инков, как это было на юге. Тем не менее у Белалькасара по прибытии в Тумебамбу имелись веские причины для оптимизма. Он не только