— Будь осторожен, Артем, горячий ты человек, доверчивый. Япостараюсь понять тебя, мы ведь с тобой давно знакомы. А вот другие не поймут.

— Ты о чем?

— Ни о чем. Просто так, будь осторожен.

Они двигались по коридорам второго этажа, проверяя служебныепомещения. В некоторых находились сотрудники Центра, у всех были карточки сособой синей полосой, свидетельствующие о благонадежности. Суслова постояннохмурилась, видимо, все еще находясь под впечатлением разговора с Корниенко.Дронго видел ее состояние и молча шел рядом.

— Не нужно так жалостливо сопеть, — заметила Лена, когда онизашли в очередную комнату. Карточки висели у каждого на груди. Таково былотребование службы безопасности.

— У меня сломан нос, — возразил Дронго, — поэтому сопениемое не жалостливое, а скорее физиологическое.

— Не смешно. — Она кивнула сотрудникам Центра и вышла. Вкоридоре находились еще двое сотрудников службы безопасности с краснополоснымикарточками.

— Почему ты считаешь, что весь мир должен скорбеть из-затвоего спора с полковником Корниенко? — спросил Дронго. — Я стараюсь невмешиваться в ваши служебные дела.

— Это был не спор, — возразила она, — и ты это прекраснопонимаешь. Он настаивал на моем отстранении от работы в группе.

— Что за глупость! Но какие он выдвигал причины?

— А он тебе не сказал?

— Конечно, нет. Или ты считаешь, что Корниенко вообще можетмне что-либо рассказать? Они с Рудневым, кажется, меня недолюбливают.

— Я видела Слепнева, встречала его. Но сам Слепнев об этомне знает. У него в Севилье была встреча с женщиной. Мы его подстраховывали. Поправилам конспирации он должен был сразу улететь из Севильи. Только в случаеособой необходимости мог задержаться на несколько дней. А он решил остатьсяиз-за женщины, с которой встречался в Испании. Она была не местная, иначе мы бысразу пресекли эту связь. Она прилетела туда с ансамблем. Кажется, Моисеева.Точно не помню. Они случайно познакомились. И он решил задержаться на несколькодней. Руководивший нашей группой Меджидов сказал, чтобы мы оставили его впокое. Он считал, что сломал жизнь Слепневу, когда задолго до Севильи сделалвсе, чтобы довести до разрыва отношения Слепнева с девушкой, которую тот любил.

— Я слышал, что ваше ведомство занималось такими гнуснымиделами, — заметил Дронго.

— Тогда было совсем другое время. Любого кандидата в«ликвидаторы» проверяли как минимум несколько лет. Обнаружив у негосомнительные связи, либо отклоняли, если человек проходил по остальнымпараметрам, либо прекращали эти связи. В общем, личная жизнь Слепнева была подпостоянным контролем внутренней контрразведки. Поэтому в Севилье мы его нестали трогать, и он задержался на три дня. Вот, собственно, и все.

— Вы проверили женщину, убитую вчера во время штурмаквартиры? — спросил Дронго. — Ты говорила, что погибли оба его помощника.

— Да, мужчина и женщина. Причем женщину застрелил, очевидно,сам Слепнев. Она была тяжело ранена, и он выстрелил ей в сердце. Это установилинаши эксперты.

— Он был с этой женщиной близок?

— Возможно. — Им навстречу попались еще два сотрудникаслужбы безопасности с карточками на груди. У Дронго и Сусловой были такие же.Кивнув друг другу, они разошлись в разные стороны.

— Представляешь, в каком он сейчас состоянии, — задумчивопроизнес Дронго, — если сам вынужден был выстрелить в своего помощника. Можетбыть, он любил эту женщину? Если так, он не простит нам ее смерти. И тех, ктоего подставил, тоже не простит.

— Мы это понимаем.

— Вы послали людей в ГАИ проверить, куда делись неопознанныеномера машин?

— Конечно. Оттуда уже звонили. Номера были списаны иуничтожены. Есть даже акты, датированные прошлым годом.

— Значит, у преступников свои люди в ГАИ. Таких совпаденийне бывает. Если бы речь шла об одной машине, я бы еще поверил. Но когда на двухмашинах стоят якобы списанные номера — это уже система. Значит, кто-то сумелполучить доступ к спискам ГАИ и изготовить нужные номера.

— Мы проверяем, но пока нет результатов. Давай спустимсявниз. Через несколько минут открытие конференции.

— Как у вас дела, Пятый? — раздался голос Руднева. Еленавздрогнула от неожиданности.

— Все в порядке, Первый, — ответила она, — что у вас?

— Скоро спускаемся на открытие. Мне передали, что собралосьочень много людей.

Она подошла к перилам лестницы. Центр представлял собойсвоего рода атриум, в котором балконы выходили вовнутрь. С любого этажа можнобыло увидеть, что происходит на первом. Внизу действительно было много народу.И много сотрудников службы безопасности Центра и ФСБ. Гораздо больше, чемпредусмотрено на подобных мероприятиях.

— Людей действительно много, — сказала Суслова Рудневу, — ивсе в ожидании.

— Сейчас выходим, — сообщил Руднев, — через две минутыоткрывается конференция. Следите за этажами. На каждом есть наши сотрудники.

— Мы видим их, Первый, — сообщила Суслова, — через минутубудем внизу. Пойдем к лифту, — сказала она Дронго.

— Пятый, я — Первый, — неожиданно раздался голос Руднева, —проверьте четвертый этаж. Там никто не отвечает. Вы меня слышите? Проверьтечетвертый этаж.

— Быстрее на четвертый. — Она вошла в лифт первой и сразунажала нужную кнопку.

Лев Зайдман в это время уже подошел к микрофону. Полетаевобменялся приветствиями с австрийским министром экономики. Секретарша Зайдманапротянула банкиру текст его выступления. Он зажал в кулаке листок, посмотрел напереводчика и заговорил:

— Дамы и господа! Мы приветствуем всех собравшихся на нашуконференцию…

На четвертом этаже лифт остановился.

— Оружие при тебе? — спросила Елена у Дронго.

— Конечно.

— Будь осторожен. Пойдем все проверим.

— Первый, я — Пятый, — передала она, — пока все в порядке.Кто должен быть на четвертом?

— Шестой. Он передал, что вместе с ним там находятсясотрудники службы безопасности Центра, и больше не отвечал.

— Первый, вас поняла. Сейчас проверим.

На четвертом этаже никого не было. Достав пистолет, онаположила его в висевшую на плече сумку и рывком открыла дверь в подсобноепомещение. Здесь все было тихо и спокойно. В коридоре ярко светилисьлюминесцентные лампы, кабинеты и комнаты были закрыты.