— Ох, мистер Рид, нехорошо иметь такое мнение о леди, к которой вы дважды сватались и оба раза получили согласие, — покачала головой Элизабет, вгоняя его в краску. — Я буду ждать вас завтра после обеда: с утра мы отправимся на кладбище навестить маму и в Ноблхосе вы нас не застанете.

На секунду Энтони показалось, что после этих слов она развернется и уйдет, оскорбленная его недоверием, и он подался было вперед, чтобы вопреки всем правилам остановить ее и вынудить выслушать свои извинения, но Элизабет вдруг улыбнулась и протянула ему руку.

— Я буду ждать, — повторила она совсем другим — тихим и очень теплым — голосом, уверив в своей искренности куда как надежнее, чем оправданиями и объяснениями. Энтони воспользовался представившейся возможностью, чтобы проводить ее до коляски и помочь в нее подняться, а потом прижался на прощание к ее пальцам губами и поймал лукавый и очень довольный взгляд. — Только не сбегите опять посередине разговора, — вернула Элизабет ему шпильку, при этом незаметно пожав его руку. Энтони поклонился, понимая, что пора ее отпустить. Сделал над собой усилие, размыкая пальцы.

Целые сутки, раз уж поутру у Уиверов были неотложные дела, целые сутки без какой-либо определенности, в сомнениях, в надежде и недоверии. Уж слишком сурово нынче смотрел на него мистер Уивер и слишком серьезным был проступок Энтони в его глазах. И даже последнее заступничество перед распоясавшимся Эшли не давало хоть какой-то уверенности в его прощении. Энтони, конечно, собирался сделать все от него зависящее, чтобы убедить отца Элизабет в том, сколь сильные чувства он к ней испытывает и как жаждет сделать ее счастливой, и не отступать, пока вторично не добьется его милости. Но ближайшие сутки все равно пугали, и Энтони понимал, что должен чем-то себя занять, чтобы не изъесть себя, как в прошлый раз, и не испортить все из-за неподобающей несдержанности.

— Надеюсь, что завтра я буду иметь возможность попрощаться с вами совсем иначе, — вполголоса проговорил он, заметив приближение к коляске Эмили и четы Уиверов. Ему нужно было это подтверждение, и простой кивок Элизабет мог дать ему необходимую толику спокойствия, однако она улыбнулась и потупила взгляд.

— Надеюсь, не только попрощаться, — шепнула она, живо напомнив Энтони обо всех тех безрассудствах, что они сегодня себе позволяли и что Элизабет, кажется, была совсем не прочь повторить. Сердце подпрыгнуло, выпустив на волю радость, и та по-хозяйски вытравила из его души все страхи, оставив лишь предчувствие скорого яркого счастья.

И даже довольно таки сдержанное прощание мистера Уивера не смогло его испортить. Энтони словно бы осознал, какое невозможное чудо уже подарила ему судьба, и устыдился собственных сомнений в ней.

Он искал лишь шанса, надеясь вернуть былое расположение Элизабет, а затем попытаться завоевать ее сердце. А она подарила его ему со всей щедростью и обещанием восхитительного желанного будущего, и наполнила его жизнь смыслом, и отдалась ему с изумительным доверием и еще более ошеломительной страстью, и…

— Поразвлекся? — раздраженный голос Джозефа за спиной выдернул из мечтаний и вынудил обернуться к странно сосредоточенному помощнику. — Шутки кончились. Пора браться за дело.

Сведенные брови и сжатые кулаки заставили Энтони вернуться на землю и вспомнить, с чего началось его сегодняшнее блаженство.

— Нашел что-нибудь? — спросил он. Узнав о его падении, Джозеф забыл обо всем на свете и первым делом принялся осматривать Везувия. В поместье отца, так же, как и мистер Уивер, увлекающегося скачками, он имел достаточно возможностей для общения с лошадьми, и Энтони без единого сомнения доверил ему дело, от которого, по сути, теперь зависела его жизнь. И Джозеф не подвел, раскрыв ладонь, где лежал какой-то белый осколок.

— Знаешь, что это? — напряженно поинтересовался он. Энтони взял осколок в руки и после минуты изучения с удивлением признал в нем кусочек сахара. — Отличная идея, правда? — мрачно продолжил Джозеф, согласившись с догадкой старшего товарища. — Осколки сахара под седло. Лошадь взбесится от боли и постарается избавиться от наездника. А пока будет лютовать, вспотеет и растопит сахар. И никаких улик. Спорим, а Эйнтри была та же история?

— Ты же где-то улику раздобыл, — озадаченно хмыкнул Энтони. Все-таки он недооценил Ходжа. Не ждал от подобного горлопана столь тонких идей. И ошибся.

— Повезло, — буркнул Джозеф. — Осколок засел глубоко в вальтрапе и не успел растаять. Да только какая это улика? Ты сахаром Везувия кормил? Кормил. Вот и рассыпал случайно. Сам виноват.

Энтони покачал головой. На тот свет не хотелось, особенно в свете последних открытий. А прищучить Ходжа никак не получалось: тот практически не оставлял следов, а те, что оставлял, ничего не стоили.

— А давай я ему под седло тоже сахар суну, — так угрюмо предложил Джозеф, что сомневаться в его исполнительности не приходилось. — Может, ему не так повезет, как тебе, и это отобьет у него желание играть нечестно?

— И думать забудь! — резко приказал Энтони: не хватало еще, чтобы мальчишка брал на душу такое грех. — Свою жизнь загубишь, да и мне до конца дней муки совести обеспечишь. Я завтра поговорю с Ходжем. Объясню ему, сколь нехорошо он поступает и чем ему грозит подобный беспредел.

— А толку-то? — фыркнул Джозеф. — У тебя на него ничего нет.

— Это мы с тобой знаем, — отозвался Энтони. — А бог помечает мошенника, и Ходж не может не держать это в уме. На том и погорит.

Джозеф пожал плечами, но спорить не стал.

Элизабет озадаченно посматривала на часы: время приближалось к пяти и слуги уже начали готовить приборы к чаю, а Энтони все не было. Она несколько раз припоминала свое вчерашнее приглашение: в нем прозвучала фраза «после обеда», и Элизабет была уверена, что Энтони не захочет ждать ни одной лишней минуты. Во всяком случае, во всех его словах и действиях виделось желание как можно скорее закрепить на Элизабет свои права, получив от ее отца согласие на брак. Что могло измениться сегодня? Ведь не спасовал же Энтони перед неодобрением Томаса Уивера: он обещал Элизабет, что не откажется от нее, и у нее не было оснований ему не верить. Неожиданные дела? Вызов в Лондон? Все это наверняка можно было отложить хотя бы на сутки, и Элизабет отбрасывала вероятность такого объяснения. Но тогда оставалось только одно: вчерашняя рана оказалась куда серьезнее, чем представлялась Элизабет, и Энтони не мог подняться с постели, чтобы приехать в Ноблхос.

Такая мысль студила сердце, и Элизабет, не удержавшись, высказала свое опасение вслух, однако присутствовавшая в гостиной Черити лишь покачала головой.

— Вспомните: по дороге из церкви мы встретили доктора Харви, — сказала она. — Если бы мистеру Риду стало плохо, он бы об этом знал и непременно уведомил нас: он же понимает, сколь нам небезразлична его судьба.

Элизабет согласилась с этим утверждением, испытав облегчение, однако по-прежнему терзаясь недоумением. Она не хотела никому показывать своего беспокойства, особенно отцу, который мог снова оскорбиться пренебрежением мистера Рида и за своей отцовской заботой позабыть о данных Элизабет обещаниях.