— Бежим! — воскликнула она, но потянула его не к дому, а в ту самую беседку, до которой они с Энтони не дошли. Высокие деревья на пути защищали от заморосившего дождя, позволив добраться до укрытия почти сухими. Что не помешало Энтони немедленно снять сюртук и набросить его Элизабет на плечи.

— Снова будем разводить костер? — весело подначила она любимого, однако он, улыбнувшись, лишь опять заключил ее в объятия. Элизабет уютно устроилась у него на груди и даже прикрыла глаза от удовольствия. — Вы правы: так гораздо теплее.

Энтони качнул головой, прижимаясь щекой к ее виску.

— Лиз, простите меня за этот срыв! Я просто неприлично по вам соскучился, — признался он. — И, кажется, успел убедить себя, что мне не будут рады.

— Потому и не приходили так долго? — Элизабет обхватила его за талию, пытаясь объяснить, что подобного больше не может повториться. — Я, между прочим, тоже уже извелась и собиралась просить доктора Харви справиться о вашем самочувствии.

— Он не застал бы меня дома, — ответил Энтони. — У меня были неотложные дела.

Элизабет шутливо нахмурилась.

— Совсем неотложные? — уточнила она.

— Абсолютно, — серьезно кивнул он и, не выпуская Элизабет из объятий, скользнул рукой во внутренний карман сюртука. На секунду замешкался, потом все-таки извлек из него золотое кольцо с тремя камнями. Заглянул Элизабет в глаза с самой глубокой нежностью. — Вы примите, ангел мой? Я знаю, что все это надо делать не так, но все же бессовестно надеюсь на понимание: отказаться от вашей близости хоть на мгновение сложнее, чем разыскать в Тонтоне достойное вас украшение.

— Вы были сегодня в Тонтоне? — ахнула Элизабет, теперь догадавшись, почему он так задержался. — Энтони, да зачем? Разве я не подождала бы?..

— Я не мог ждать, — улыбнулся он, мягко беря ее за руку и вопросительно заглядывая в глаза. Элизабет зарделась, что рубин в центре кольца, символизирующий преданность и самую страстную любовь. Два бриллианта по бокам означали вечность, и Элизабет очень хотела верить, что они не обманут.

— Вы просто бесподобны, Энтони! — прошептала она и чуть сжала его пальцы, что стало для него своеобразным сигналом: легко надев ей кольцо, он поднес ее руку к губам. Она в ответ коснулась другой рукой его щеки, легко поглаживая и незаметно даже для самой себя привлекая Энтони к себе. Но разве можно было не отблагодарить за такой подарок самым нежным поцелуем? И разве стоило сомневаться в том, что любимый воспользуется этим позволением, чтобы вновь увлечь ее в водоворот своей страсти? Туда, где забываешь обо всем, кроме желания никогда не разлучаться и никому не позволять вставать между собой. Где дыхание кажется менее важным, чем жар мужских губ, ласкающих ее губы и заставляющих трепетать от каждого своего движения. Где хочется самой, отбросив все предрассудки, ловить, пробовать, нежить… — Энтони…

— La mia felicita*, - непривычным, словно бы опьяненным голосом пробормотал он. — Если вы не хотите лишить меня последнего разума перед жизненно важным разговором, пожалуйста, не пытайте такими соблазнами. Я слишком долго мечтал о вас, чтобы теперь отказываться.

— Не отказывайтесь! — не узнавая и свой голос, отозвалась Элизабет. — Папа сменил гнев на милость только потому, что счел меня достаточно счастливой. А счастливой меня делает отнюдь не ваша сдержанность.

— Лиз! — он не справился с довольной улыбкой. — Un piccolo tentatore spietato**> Разве вы не должны морщить носик от одной лишь моей попытки задержать вашу руку в своей дольше положенного срока и падать в обморок от любого намека на мужскую распущенность?

Элизабет показательно фыркнула.

— Вы желаете видеть меня подобной ханжой, мистер Рид? Поверьте, вам это не понравится!

— Верю, — легкомысленно усмехнулся Энтони и не сразу понял, отчего его ангел вдруг застыл камнем и побледнел, как полотно. — Лиз!..

— Я… правда очень раскаиваюсь в том, как вела себя с вами тогда, Энтони! — с таким отчаянием выдохнула Элизабет, что ему стало больно в груди. — Я понимаю, трудно простить те мои слова…

— Лиз, да забудьте уже о них, ради бога! — пылко возразил он. — Я сам вынудил вас защищаться и могу только проклинать собственную слабость и собственный язык, вспоминающий о своем предназначении совсем не тогда, когда нужно!

Он крепче прижал ее к себе, чувствуя, как она чуть дрожит из-за пережитого, и ругая себя за несвоевременную остроту. Не думал, что Элизабет до сих пор мучается. И никак не желал ей новых страданий.

Кажется, у них было куда больше общего, чем он себе представлял.

— Лиз… — задумчиво произнесла она, осторожно поглаживая Энтони по груди и вряд ли подозревая, каких демонов в ней рождает. — Так меня называла только мама…

Он кивнул, не дослушав.

— От нее я его и услышал, — объяснил он. — Я тогда почти не знал английского, но не понять, что за слово миссис Уивер произносит с такой нежностью, не мог. Надеюсь, вам не претит такое обращение? Много лет я только догадывался о вашем полном имени и так привык думать о вас как о «Лиз», что уже не представляю, какое еще имя вам столь же бы шло.

— От вас оно звучит так же хорошо, как от мамы, — к его удовлетворению улыбнулась Элизабет. — И мне хочется думать, что это следствие не только привычки.

— Это следствие моей безнадежной влюбленности в вас, мой ангел! — тоже не скрывая улыбки, отозвался Энтони. — У вас самое чудесное имя на свете, и я счастлив, что могу наконец произносить его вслух.

— Вы говорите моими словами, — тепло заметила она. — Мне так нравится ваше имя, Энтони, что я готова повторять его к месту и не к месту.

Более трогательного комплимента он не слышал никогда в жизни.

— Если бы вы знали, насколько мне это приятно, не были бы так скупы!

Элизабет бесконечно мило вздохнула и притихла у него на плече. Мелкий дождь по-прежнему стучал по листьям, и, кажется, они оба желали, чтобы он никогда не заканчивался, потому что в этом единении было что-то первозданное, чистое и до упоения необходимое.

— Как ваша голова? — первой нарушила молчание Элизабет. Энтони усмехнулся и машинально потер затылок. И тут же увидел встревоженные темные глаза.

— Не хуже, чем мое сердце, — искренне ответил он. Элизабет улыбнулась, незаметно пристроив ладонь ему на грудь, — аккурат туда, где оно колотилось, вдохновленное.

— А как ваше сердце? — лукаво спросила она. Энтони накрыл ее руку своем и легонько сжал.

— Вы не там ищете, чудо мое. Оно давно уже принадлежит вам.

Элизабет улыбнулась еще загадочнее.

— Я ищу свое, — сообщила она. — Надеюсь, вы не станете его обижать? Тогда оно в ответ будет согревать вас своей преданностью и нежностью.

Конечно, после таких слов он мог лишь снова заключить ее в объятия и на деле показать, что ждет ее сердце в его груди, а также объяснить, чье из них наполнено большей преданностью и нежностью.