Второй гад, посерьезнее, – общественное мнение. Как быни говорили о полезности здорового образа жизни, но это похоже на лозунгипартии и правительства, которые принято игнорировать, чтобы выглядетьдостойными и мыслящими людьми. Когда по всем каналам звучит бодрая классика:«Пить или не пить – все одно помрем!», то на этом фоне беречь здоровье выглядитсовсем уж не по-мужски. А по-мужски как раз пренебрегать здоровьем, нажираться,как свинья, потому что это гробит печень, а нам больше негде показать своюлихость, по-мужски отращивать животик: все равно помрем – на фиг мне в гробуфигура аполлончика?

Просматривая новости и прогнозы по технологическомупрогрессу, наткнулся на долгосрочные планы ряда европейских стран. Читал и непонимал: то ли я полный дурак, то ли в правительствах сидят такие идиоты, чтоим впору ходить с памперсами.

Это что, всерьез? В самом деле аналитики, а не пьяная баба сКурского вокзала выдала такой бред? Всерьез предполагают, что вот этаэнергосберегающая программа войдет в полную силу в две тысячи пятидесятом году,а вот эти условия поставок продуктов останутся неизменными между Францией иРоссией до две тысячи сорокового, а в две тысячи пятидесятом будут внесеныкоррективы…

И эти глупости на полном серьезе обсуждают в правительствах!Да что там, эта дурь во всем мире. Вот уж, в самом деле, демократия: кабинетминистров рассуждает на уровне грузчиков, которые выбирают президента иправительство! Что, дескать, в будущем будет все то же самое, только морды иэкраны ширше…

И никому даже из прогнозистов в голову не приходит, чтонанотехнологии уже через пять лет так изменят их жизнь, что президенты ошалеют,как мартовские коты! И все старые планы полетят в задницу.

Или, мелькнула неожиданная мысль, правительство знает, нодля успокоения населения принимает такие глупенькие планы?

Замигала иконка скайпа, я взглянул на группу допуска,выпрямился и, сделав умное лицо, кликнул курсором в нужном месте. Возник ираздвинулся экран, показалось сияющее лицо Чернова, очки блеснули так, будтопослали мне в глаза убийственный лазерный луч.

– Привет! – сказал он. – Как здорово, что тынам наладил эту штуку! Мы с Гаркушей час говорили!.. И никакой платы… Дажеповерить трудно, что и с Австралией вот так можно!

– Не снимай запрет на свободу общения, –предупредил я. – Вернее, на ограничение. Ты еще не знаешь, как эта штукажрет время.

Он спросил живо:

– Как?

– Это та же аська, – сказал я горько, –только с голосом и экраном. Ты ж сам видел, сколько в аське бездельников, комупросто потрепаться чешется.

Он прервал:

– На фиг они?

– Это называется общением, – пояснил я ссарказмом.

– Сразу отрублю!

– А если хорошенькая девочка, – сказал я, –начнет раздеваться перед камерой? И спрашивать у тебя, снять сперва лифчик илитрусики? А потом спросит, что ей делать с клитором…

Он замялся.

– Ну, я не думаю, – ответил он осторожно, –что такое будет часто…

– Чаще, – заверил я, – чем ты думаешь. Вродебы роботы еще не автоматизировали все на свете, но откуда столько бездельников?И все почему-то ломятся в скайп… Но скайп не скайп, а я заеду через час. Мнеживое общение нужно. Я слабый…

– Это ты слабый?

– Я.

– Раз признаешь себя слабым, – ответил онсерьезно, – уже не слабый.

– Ну да, – ответил я с неловкостью.

– Слабые никогда не признаются в слабости, –сказал он твердо. – Ну, давай, не исчезай! Ждем через час.

– Пока, – ответил я и отключил связь.

Лестно, как будто по головке погладили или конфетку дали, новсе-таки сильным себя не чувствую. Может быть, не совсем уж и в самый конецслабый, раз время от времени начинаю барахтаться, но и до сильного еще дальше,чем до орбиты Марса.

В комнатенке все те же Чернов, Гаркуша и Знак. Я сторжеством водрузил на стол кофеварку с массой функций, только что чашки потомне моет, упаковку сахара и набор бутербродов в целлофане.

– Проверим, как работает?

– Ура! – прокричал Гаркуша. – А я все думаю,чего нам недостает?

– Женского присутствия недостает, – объяснил я.

– На фига оно, – ответил Чернов,поморщившись. – А за кофеварку – огромное спасибо! А то в кастрюлькекипятим…

– Была бы женщина, – объяснил я, – был быхотя бы чайник. И все, что к чаю.

– А-а, – протянул Чернов, – ну, если дляэтого… А для трансгуманизма женщины, как сам понимаешь, не совсем. Женщинывсе-таки консервативны. Тут и мужчины нас не понимают, сам знаешь…

– Знаю, – сказал я.

Сполоснув кофеварку, поставили кипятить воду, я рассказал опрогнозах, которые дают ведущие экономисты и прогнозисты, они же директораЦентров исследования проблем экономики, политики, взаимоотношений ивсего-всего, что составляет жизнь общества. Этих центров хоть жопой ешь, какгрибы после теплого дождя растут из-под земли, но что за прогнозы дают этиидиоты, что за прогнозы!

Гаркуша с покровительственным видом хохотнул:

– Ну, Слава, таким вещам удивляешься! Ты прям у насКандид Простодушный. Хорошо, хорошо…

Мне покровительственный тон никогда не нравился, но от шефаприходится терпеть, а здесь начальства нет, я спросил хмуро:

– И почему это?

– Центры?

– Нет, что удивляюсь. Или ты меня таким финтомпридурком назвал?

Гаркуша выставил ладони.

– Ни в коем разе! Просто у тебя свежесть восприятия…ну, не младенца, а, скажем, ученого. Ученые должны быть со свежим инезамутненным, иначе ничего не наученят. Понимаешь, большинство из нас слишкомбыстро привыкает к несуразностям. А привыкнув, перестаем их замечать. Как быпринимаем. Хоть вроде бы и не принимаем. Андастэнд?

– Не очень, – ответил я саркастически. –Слишком умно.

Знак, гася в зародыше возможную конфронтацию, спросиллениво:

– Гаркуш, ты помнишь первый широкомасштабный опрос вконце девятнадцатого века? Который, как было заявлено, провели среди наиболееобразованных ученых, кстати сказать!

– Это насчет самой сложной проблемы будущего? –переспросил Чернов с интересом.

– Да, о ней, родимой.

Гаркуша ухмыльнулся, кивнул:

– Еще бы. Это классика.

Я посмотрел на их рожи, заметил:

– Я с этой классикой незнаком.

Гаркуша рвался ответить, но опередил Чернов, сказал серьезнои почему-то почти виновато: