Они молчали, вводили текст, снабжали гипертекстовымиссылками, я выждал и закончил:

– Общество в целом, занятое утилитарными вопросами…даже вроде бы абстрактная наука занята ими, может не обращать внимания набоковые веточки, но вам, инфистам, лучше не проходить мимо! Там могутнаходиться для вас мощные инструменты, которые вы, конечно же, сперва применитекак оружие, как и все, созданное человеком, но…

Прозвенел звонок, я сказал громко:

– Лекция окончена. В следующий раз – практическиезанятия…

Мерилин Монро ахнула:

– Ого! А сейчас что было?

– Разминка, – ответил я.

Но когда спускался по широкой мраморной лестнице, мир внезапнопомерк. Холодный ветер пронизал кости. Ощущение большой беды нахлынуло с такойсилой, что я растерянно оглянулся: куда бежать, что делать, как спасать, ведьмир рушится, надвигается нечто ужасное…

Почти на ощупь выбрался на улицу. Михаил вышел из машины ираспахнул дверь. Глаза с беспокойством обшарили мое лицо.

– Что-то случилось?

– Да вроде бы нет…

– Вы так побледнели!.. Краше в гроб кладут. Что с вамисделали за одну лекцию?.. Во, вампирюги!

Не за лекцию, мелькнуло в черепе. Лекцию я читал, самодовольныйи напыщенный дурак, громко и уверенно. А курсанты записывали за мной моимудрые, самые мудрые и мудрейшие мысли. Все шло, как я и хотел… Но что за ужасворвался в мою душу и едва не разорвал меня, как пустой пузырь?

Кристина торопливо собирала мне в большую туристическуюсумку «все необходимое», я злился и выбрасывал, для мужчины необходимы толькобритва и зубная щетка, да и то, если посмотреть, не так уж надо, просто длядобавочного комфорта. В это время в прихожей раздался звонок.

На экране возникло бледное лицо Томберга. Я тут же соблегчением оставил глупое занятие, вышел. На лестничной площадке переминался,как всегда, с ноги на ногу Петр Янович, бледный, как-то обвисший, поникший. Яторопливо открыл дверь, подхватил его под руку. Теперь я чувствовал, что это всамом деле старик, что держался доныне то ли благодаря остаткам здоровья, то либлагодаря своей дисциплине.

Кристина быстро открыла холодильник. Когда я ввел Томбергана кухню, на столе уже сверкал гранями большой стакан, Кристина протянула рукук пакетам с соком.

– Вам какой?

Томберг сказал слабо:

– Ох, да не беспокойтесь так… Мне право неловко…

Кристина смотрела с тревогой. Томберг выглядит живыммертвецом. Лицо стало желтым, кожа обвисла, словно он тяжело болел и к тому жеголодал. Под глазами висели мешки, похожие на рыбацкие сети, забитые мелкойрыбой. Дыхание вырывалось с хрипами, сипами, в груди клокотало, будто закипал иникак не мог закипеть старый дырявый чайник.

Я торопливо налил ему и себе сока, Кристина плеснула ввысокий бокал тоника. Пальцы Томберга приняли стакан с безучастностью. ОбычноТомберг стеснялся даже того, что я наливаю ему хорошего, свежевыжатого сока,сам пьет только воду из-под крана, да и то неотфильтрованную, на соки пенсии нехватает. Даже молоко только полпроцентное, что почти вода, оправдываясьпеченью, хотя я-то знаю, что с печенью все в порядке.

– Как они могут, Володенька? – спросил онжалобно. – Вчера впервые зашел по этой вашей штуке… по модему в этотИнтэрнэт… Попал на литературный сайт, который вы мне рекомендовали… Володенька,как они могут?..

– Что?

Он повторил потрясенно:

– Как могут так… себя вести?.. Почему так ругаются?Разве ж так говорят писатели?

– Вы пейте, пейте, – попросил я. – Хотите,апельсинового добавлю?.. Там витамины…

Старый мир ушел с приходом Интернета, подумал я, а сИнтернетом прежде всего пришло… даже не пришло, а нагло вломилось время резкихоценок. Вообще время резкости, ибо Интернет есть Интернет, он, по большейчасти, анонимен. Даже ваш лучший друг может прийти на ваш сайт и, укрывшись заником, выдаст такое, что мало не покажется. Выдаст все, что не решится сказатьв глаза, ведь он друг и не хочет портить с вами отношения.

В Интернете ведутся злые споры на любые темы. Туда же можетзабрести придурок, который попросту покроет матом и правых, и левых. И ничего сним не сделать, разве что стереть писанину. Потому люди Интернета быстропривыкают к резким оценкам, сами не сдерживают свои эмоции, не скупятся наэпитеты. Самые точные социологические опросы среди населения – анонимные. Таквот, Интернет весь анонимен. Можно сказать, что раньше вся наша культура, всеобщество было пропитано ложью, а сейчас пришло время правды…

Не скажу, что это бардзо, ведь вся культура – ложь,искусство – ложь, правила этикета – маска лжи, но куда придем без этойнеобходимой брехни один другому в глаза?

– Я подумал, – сказал Томберг упавшимголосом, – а тем ли занимаюсь?.. Я думал, что я – писатель, но когдапришел на тот сайт и прочел… Нет, то, что говорят о литературе, я не могу… И чтоот нее хотят…

– Да бросьте, – сказал я фальшивым голосом, –сходите на другие сайты. Я дам адреса.

– А что там? – поинтересовался он безнадежнымголосом.

Я признался:

– То же самое.

– Вот видите!.. А я так не могу…

Надо мочь, ответил я мысленно. Или не жить вовсе. Я тожезанимаюсь не своим делом: пишу книги. Да, я умею писать, но все же я неписатель. Те, в ФСБ, считают меня инфистом, но я только частично инфист… Сдругой стороны, если на то пошло, практически все на Земле занимаются не своимделом. Ни один даже самый тупоголовый подросток не хочет стоять у токарногостанка, предпочел бы выхаживать в белом воротничке, инженеры мечтают бытьбизнесменами, бизнесмены мечтают быть директорами банков, директора банков мучаются,что не президенты, президенты страдают, что не умеют танцевать, играть нагитаре, петь, делать стойку на ушах… И каждый мечтает, что вот сейчас ещенемного поделает эту чертову работу, что нужна другим, а ему лишь дляпропитания, а потом наконец-то засядет за свою Главную Работу…

Понятно, я тоже из таких же. Более того, в свободное отработы время делаю. Если бы не необходимость зарабатывать на жизнь, может, ужебы сделал?.. Точно, давно бы сделал.

– Надо мочь, – повторил я вслух. – Мы живемне в самом совершенном мире, хотя уже и не в пещерном, когда писатели вообщебыли не нужны.

– Но, Володенька, – сказал он со стоном, –сейчас-то что творится?.. Что происходит?.. Ничего не понимаю!

В Шереметьево нас доставил Михаил. Он выглядел сильнообеспокоенным, на Кристину поглядывал с неприязнью. Известно, из-за когомужчины вдруг начинают совершать несвойственные им поступки… Я вспоминал еголицо и в салоне гигантского самолета, когда тот заполнялся разношерстным людом,и во время полета. Хрен его знает, сколько килограмм динамита пронесли на бортвон те черные и куда потребуют лететь, но мне как-то все эти приключения уженеинтересны. Мне бы смотреть на захваты самолетов с последующим освобождениемзаложников по жвачнику. Так, взглянуть разок, переключить на Инет, получитьпочту, снова на сцену штурма… ага, еще ломятся, снова в Инет, почитать письма,а к жвачнику вернуться, чтобы к финалу: сколько убили, как выглядятобосравшиеся пассажиры…