Чувство напряжения не оставило, даже когда колеса побежалипо бетонной полосе стамбульского аэропорта. Мы миновали контроль, насподхватили под руки, встречающие взяли наши чемоданы, что большей частью вещиКристины, и куда столько набрала, не понимаю, в огромном дорогом лимузинедоставили к побережью, но напряжение еще где-то ворочалось, подозрительное итяжелое. И только когда нас передали из рук в руки на роскошнейшую яхту, узел вжелудке развязался.

– Уф, – сказал я, – ну, надеюсь…

– Что вас беспокоит, Владимир Юрьевич?

– Барбос, – ответил я. – Он так на меняпосмотрел, когда я передал поводок в руки отца! Как будто я его предал.

– Но ведь только на недельку! – сообщила она мненовость. – Отоспится на свежем воздухе, белок погоняет на даче…

Она, не замолкая ни на миг, счастливо щебетала, в каюте невозжелала оставаться ни минуты, хотя в такой каюте и короли бы сочли за счастьеполежать на диване. Я застал ее на палубе, тонкие пальцы вцепились в поручни,хотя яхта неслась по волнам совершенно бесшумно и без всякой качки, опять новыетехнологии будущего поколения, на автостраде и то качнет больше…

– Разве это не счастье? – спросила она.

– Счастье на стороне того, – ответил яосторожно, – кто доволен.

– Я довольна? Тоже мне писатель, слова не подберешьполучше!

– Хе, те только за гроши.

Она сказала хитренько:

– Я готова заплатить хоть вечным рабством…

– Не начинай, – предупредил я, – а то один измоих предков точно такую же… в набежавшую волну прямо с яхты!

– Да после такого счастья…

– Ну вот и здорово, – определил я. – Всякоесчастье уже хорошо. Почесать спину ничуть не хуже занятий поэзией, еслиспособно доставить столько же радости.

Она метнула в мою сторону негодующий взгляд. А я подумал,что в самом деле должен быть счастлив, ибо сделал ее счастливой. Счастливыезавоеватели мира основывают свое счастье на несчастиях миллионов людей, то естьотнимая счастье у них, а я сам создал и дал ей счастье и наслаждение… Гм, ночто-то мне этого маловато для ощущения счастья. Был бы я ограниченный пастухили русский интеллигент, этого хватило бы с головой, но я человек завтрашнегодня…

И снова незримый холодный ветерок коснулся моей вдругставшей трепетной и проницаемой души. Нет, моей внутренней души, которая частьсамой души. Счастье, что пришло само, уходя, либо бьет посуду, либо оставляетдо отказа открытый газовый кран рядом с горящей свечой. Такого счастья лучшеостерегаться. Счастье должно приходить к счастливому, как несчастья – кнесчастливому, а какой из меня счастливец, если работа над моей Главной Книгойтам же, где и несколько недель тому?

– Владимир Юрьевич, – прошептала Кристина. –Что с вами?

– А что со мной?

– Вы так побледнели…

– Сыро, наверное…

– Нет, у вас такое трагическое лицо…

– Как у Гамлета?

– Точно! Когда он размышляет: быть этому миру или небыть.

Мимо прошмыгнул не то матрос, не то стюард, в нашу сторонубросил восхищенно-почтительный взгляд. С нами обращаются как с коронованнымиособами. Нет, с теми понятно, короли просто вызывают любопытство, как бегемотына прогулке по городским улицам, а на нас смотрят как на биллогейтсов, укоторых в руках треть мировых богатств, вся компьютерная индустрия в кармане,но ездят, видите ли, на попутных яхтах, это ж почти автостопом.

Кристина цвела, да и мне льстило такое сдержанноепоклонение. Впервые мне молча давали понять, что догадываются о моей истинноймощи. Понимают, что хозяевами планеты совсем недавно были короли, затем –политики, чуть позже – транснациональные компании, а вот теперь миром правиммы, инфисты. И они, простые люди, общаются с властелинами, находятся рядом,могут рассказать завидующим друзьям, а потом передать внукам, что были нарасстоянии вытянутой руки от людей, что перекроили карту мира, уничтожили однинароды, создали другие, смели неинтересные им режимы.

Солнце на синем небе глубоких насыщенных тонов полыхаеторанжевым, даже желтым. Я инстинктивно ожидал, что и остров, куда нас везут,окажется таким же раскаленно-желтым, как расплавленное золото, но когда нагоризонте возникло зеленое пятнышко, Кристина навела на него бинокль ивосторженно взвизгнула.

Среди голубовато-прозрачного океана плывет огромнаясверкающая снегом льдина. Когда яхта приблизилась, я рассмотрел за белым пескомпышную зелень, здания, но сперва волны набегают на снежно-белый песок,изумительно чистый, не запятнанный никакими примесями, так называемыйкварцевый. Он уходит на сотни шагов в глубь острова, там трава, еще дальше –затейливо подстриженный кустарник, а почти в центре острова – воздушное, словновзлетающее здание. Архитектор сумел передать в нем технологическую деловитостьнаступающего века и в то же время праздничность самого сказочного места. Авокруг этого административного здания – ухоженные пальмы, семь роскошнейшихдворцов, все на строго одинаковом расстоянии, все как будто из снов Шахерезады,султану Брунея позеленеть от зависти…

Кристина прошептала:

– Я такого даже в кино не видела.

– А такое и не должны показывать, – заметил я.

– Почему?

– А как насчет социального равенства?

Она заметила:

– В обществе равных возможностей… всякий может достичьэтого богатства. Разве вы не сами достигли всего?

В ее словах крылся и подтекст, словно ждала, что вот щас,разомлев, расколюсь и выдам страшную тайну, что всему научили некие тибетскиежрецы школы сунь-хунь-в-чай, обосновавшиеся в Урюпинске.

– Слишком большое богатство злит, – заметиля. – Да и к тому же… Вообще сомневаюсь, что остров все еще есть на картах.

– Разве такое возможно?

– Еще как, – заверил я. – Разве не заметила,что уже и в России начинают верить, что это Юса в одиночку победилагитлеровскую Германию?.. А убрать этот островок с карт проще, чем принизить победысоветского народа.

Яхта красиво развернулась у причала. На пирсе громко и своодушевлением грянул в медные трубы духовой оркестр в смешной стариннойодежде. Дирижерской палочкой размахивала длинноногая девица в высоком кивере ипышных эполетах на голом теле. Правда, на ней блестят золотом широкие ремни,заменившие одежду, заодно приподнявшие крупные груди, те неминуемо обвисли быпод действием, увы, гравитации, на такой планете живем.

Кристина жмется ко мне, восторженно-испуганная. И кудаделась ее раскованность, теперь она трепещущий зайчик, глаза как два блюдца,ротик то и дело открывается, как у рыбы.

С другой стороны пирса набежали смеющиеся девушки, всетоплес, совали нам в руки цветы. Кристина погрузила лицо в букет, подышалашумно, будто делала гипервентиляцию легких, а когда подняла на меня счастливыеглаза, ее нос и щеки были усеяны золотыми комочками пыльцы.