святой отец, – пожаловалась Мария. – Я не понимаю, как вы это делаете. Не понимаю, как вы читаете. Это больше похоже на… магию. Я не имею в виду колдовство, – быстро уточнила она, – не черная магия. Или что-то в этом роде. И я знаю, что это слово Божье, но это… это слишком сложно. – Мария заморгала, пытаясь скрыть слезы отчаяния. – Не думаю, что я смогу этому научиться.

Сальваго принялся размышлять над возникшей проблемой. Он не помнил, как учили читать его самого, не помнил, к каким уловкам прибегали учителя, в каком порядке они делали те или иные вещи. Чтение было чем-то само собой разумеющимся. Он помнил, что учителя никогда не смешивали чтение и письмо. Это были два разных навыка, которым обучали по отдельности с разницей в несколько лет. Возможно, он совершил ошибку, замахнувшись сразу слишком на многое, но вряд ли. Ученица ему досталась сообразительная, а вот учителем он оказался неопытным.

Поразмыслив, он понял, что просто пропустил очевидный этап.

– Б… о… г, – написал он мелом на доске, произнеся каждую букву по отдельности, а потом все вместе. – Эти буквы составляют слово, которое означает «Бог». Вот, видишь? Бог. А вот еще одно слово: «И… е… р…» Это означает «Иерусалим»!

Это было так просто, но все сразу изменилось.

– Да! – довольно закивала она. – Вот теперь вижу!

Точно так же он написал на доске сначала ее имя, а потом – свое. С каждым новым примером в уме Марии расцветало понимание.

В тот день на прощание он сделал ей подарок. Это была папка из телячьей кожи, которую он достал у епископа Кубельеса, сказав, что она нужна ему для занятий. В каком-то смысле это и правда, так думал он, тем более что пергамент у епископа имелся в избытке. Сальваго старательно вывел на каждом развороте слева в столбик все буквы, а потом целые слова.

– Дома тренируйся копировать их, – сказал он Марии.

В ее взгляде светилась благодарность. За два дня она исписала все одиннадцать листов с обеих сторон, стараясь писать буквы как можно мельче, чтобы написать тысячи букв и не потратить слишком много драгоценного пергамента. Конечно, почерк у нее пока был неидеальный, но исписанные листы казались ей делом рук самого Господа. Воистину так оно и есть, думала Мария.

Со временем волнение ушло, а вот целеустремленность осталась. Мария училась с невероятным рвением. Перо выписывало петли и завитки, с каждым днем буквы получались все более ровными и красивыми. Ее радость была бесконечной, как и исписанные строки, лицо сияло свежестью, кожа была идеальна, и в ее присутствии Сальваго все больше и больше терялся, словно школьник. Однажды, заметив, что учитель отвлекся, Мария написала десять букв задом наперед – идеально, но в обратную сторону – и захихикала, когда он наконец обратил на это внимание.

– Вы думаете только о Боге, святой отец, – улыбнулась она. – Кажется, ходя по улицам, вы все время ступаете в лужи!

– Ты очень хорошая ученица, – произнес он и смущенно отвел глаза.

– Спасибо, святой отец, а вы – очень хороший учитель!

– Полагаю, нам стоит заниматься три раза в неделю. Если твой отец даст разрешение, разумеется.

– Вы и правда сможете? – Она задохнулась от восторга. – У вас найдется время?

– Время найдется, – ответил он, хорошо понимая, что с радостью нашел бы для нее время и пять раз в неделю, а то и все семь.

Он выпросил у Аксиака итальянскую грамматику и начал обучать Марию этому искусству. Дело у нее спорилось, потому что почти все слова были ей знакомы. Она спрягала глаголы и записывала в столбик словарные слова. Он считал, что она просто гений.

– У меня для тебе кое-что есть, – сказал он ей на одном из уроков и достал тетрадь с упражнениями, какими пользовались в школе для мальчиков в Мдине.

– Вы просто дар Божий, святой отец! – воскликнула Мария, прижала тетрадку к груди и чмокнула его в щеку.

Поцелуй был быстрый и невинный, но Сальваго вздрогнул всем телом и неловко откашлялся. Он показал ей, как делать упражнения, и задал домашнее задание.

Мария практиковалась в письме по ночам, переписывая слова и повторяя их вслух, пока свечи Елены окончательно не догорели. Занимаясь, она всякий раз испытывала невероятную радость, как будто своими руками творила чудо или произносила волшебные заклинания.

– Вот гордячка! – хмыкнул Лука, съел луковицу и лег в постель.

– Не следует читать других книг, кроме Писания, – мрачно добавила Изольда, помолилась Пресвятой Деве и присоединилась к супругу.

Наутро Мария увидела Якобуса, направлявшегося пасти коз.

– Мария! Ты должна пойти со мной! Козы нашли заросли песколюба внизу у скал! Я пошел за ними, и там на скалах какие-то древние знаки! Бьюсь об заклад, это карта сокровищ или что-то в этом роде! Пойдем я тебе покажу! А потом камни покидаем!

– Я бы с радостью, но мне пора к дону Сальваго.

– Ты теперь ничего другого и делать не хочешь. – Якобус взглянул на ее книгу и грустно отвел глаза. – Я не знал, что учиться читать надо так долго. – Он пнул камешек, и тот отлетел в сторону. – Ты совсем позабыла про коз!

Мария поняла, что на самом деле он хочет сказать: «Ты совсем позабыла про меня».

– Я приду сегодня после уроков, – улыбнулась она ему. – Обещаю!

Сальваго пригласил Марию поехать вместе с ним в Мдину навестить его сестру Анжелу Буку.

– Возьми с собой книгу, – сказал он ученице. – Моя сестра почитает вместе с тобой.

Мария ужасно нервничала перед этим визитом.

– Она же из благородных, – пожаловалась Мария Елене, и та помогла ей расчесать волосы и надушила шею и щеки ароматной водой.

– Ты и сама выглядишь как благородная дама, – заверила Елена подругу. – Баронесса или нет, но она тебе будет завидовать.

Мария и Сальваго отправились в Мдину на его повозке. Огромные деревянные колеса подпрыгивали по ухабистой дороге, и их бросало туда-сюда каждый раз, когда колесо натыкалось на камни. Они старались держаться за борта, но дважды Мария упала на него. Ее прикосновение и запах привели Сальваго в волнение, но Мария быстро отстранилась, без умолку болтая о своих козах и смеясь как ни в чем не бывало.

Мдина располагалась на вершине холма, откуда открывался потрясающий вид на остров. Миновав городские ворота, они проехали по узким извилистым улочкам, потом свернули еще в одни ворота и оказались во внутреннем дворе особняка Буков.

Мария переживала удивительное превращение. Жестокий и бедный мир Мальты исчез, и она оказалась в волшебном замке своей мечты, в разноцветном и пестром мире богатства и роскоши. Лакей вежливо поприветствовал отца Сальваго и помог им выйти из повозки. Другой слуга проводил их в дом. Мария глазела по сторонам, не веря, что все это настоящее. Ей казалось, что такая роскошь существует только в ее мечтах. Зал для приемов оказался больше, чем весь их дом. В окнах были настоящие стекла, а пол выложен плиткой. На стенах висели тяжелые гобелены. Мария сделала глубокий вдох, потому что в этом доме даже пахло богатством. Ее взгляд задержался на книжных полках, уставленных толстыми фолиантами в кожаных переплетах. Мария покрепче прижала к себе свою книгу и улыбнулась.

Над большим камином висел портрет дворянина, одетого в строгий килт, серые чулки и туфли с красной подошвой. Мужчина с пышными серыми волосами и густой бородой хмурился, глядя на нее сверкающими серыми глазами.

– Это барон, муж моей сестры, – объяснил Сальваго.

Шелестя юбками, в комнату вошла баронесса. Мария обернулась и чуть не упала в обморок. Анжела двигалась очень грациозно, в каждом движении сквозила порода – идеальная аристократка во всех смыслах этого слова. Она представляла собой разительный контраст по сравнению с крупным, стареющим мужчиной на портрете. Тонкие черты лица, небольшой ротик, длинная шея. Каштановые волосы, зачесанные назад и вьющиеся у висков, были украшены нитками жемчуга. На ней было платье из расшитого серебряными и золотыми нитями бархата, украшенного такими же жемчужинами, как и ее прическа. В боковых разрезах виднелось ажурное шелковое нижнее платье. Мария запомнила все эти восхитительные мелочи очень подробно, чтобы потом рассказать Елене.

Анжела тепло поприветствовала брата, и отец Сальваго представил ей Марию.