Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не будете ли вы так любезны? – спросила она, многозначительно глядя на штаны Марии.
Девушка не сразу поняла, что Анжела хочет, чтобы она положила платок на сиденье. Щеки Марии слегка зарделись, но она подчинилась и села на платок, стараясь двигаться как можно изящнее.
– Судя по твоему виду, ты больше привыкла сидеть на камнях, чем на стульях, – иронично заметила Анжела.
– Да, баронесса, но здесь моей… нижней части очень удобно! – радостно кивнула Мария, пропустив насмешку мимо ушей.
Отец Сальваго едва сдержал смех и неодобрительно посмотрел на сестру, которая продолжала улыбаться как кукла, без малейших признаков веселья.
Им подали хлеб и варенье, а также горячий напиток, который Анжела называла кофе, – модную новинку с Арабского полуострова.
– Лучший сорт в мире, – гордо произнесла баронесса.
Мария сделала глоток, чуть не подавилась и поморщилась от горечи, которую не мог перебить даже мед.
– Очень вкусно! – соврала она и посмотрела на варенье.
Такой еды она тоже никогда не видела и сомневалась, что ей хочется попробовать, особенно если оно так же прекрасно, как кофе. Сальваго вел с сестрой светскую беседу. Стараясь не мешать, Мария взяла ломтик хлеба и осторожно языком попробовала липкую красную массу. Это оказалось так вкусно, что девушка чуть не умерла от удовольствия. Она дочиста вылизала хлеб, а затем съела его. То же самое она проделала еще с четырьмя из шести кусочков, лежащих на подносе. Анжела заметила это и спросила:
– Может быть, тебе стоит взять всю баночку?
Мария радостно кивнула.
Чуть позже Анжела пригласила ее наверх – баронесса собиралась переодеться к обеду. Мария насчитала в комнате восемь шкафов, а в соседней – еще несколько.
– А сколько у вас платьев? – спросила она.
– Больше, чем я могу упомнить. Меньше, чем мне бы хотелось.
Мария остановилась перед зеркалом. Однажды она видела оловянное зеркало, но это было настоящее зеркало в полный рост из венецианского стекла в позолоченной раме. Мария покрутилась, разглядывая себя. Лицо, которое она никогда не видела так четко, ей понравилось. Она потянула себя за уши, приоткрыла рот, показала себе язык и захихикала, совершенно забывшись. Потом повернулась к зеркалу боком и заметила округлость груди под джеркином. Раньше она об этом особо не думала, но сейчас пристально разглядывала и грудь, и бедра. Формы удивили ее и показались приятными. Она коснулась своих волос, которые постаралась заплести перед поездкой, и поняла, что это удалось ей не очень аккуратно. Пряди волос выбились из прически и падали на лицо, Мария попыталась убрать их за уши, но прядки не держались.
– Тебе нужно осветлить волосы, – заметила Анжела. – И отбелить кожу. Такая темная кожа – немодно.
– Это от солнца. Я много времени провожу на улице, с козами.
– Ах с козами! Как же я сразу не догадалась. Думала, это просто грязь. Ну, в таком случае есть особые травы.
– Для коз?
– Для кожи, – хмыкнула Анжела и встала рядом с Марией, разглаживая на себе платье.
Теперь Мария видела в зеркале себя рядом с Анжелой. Собственное отражение показалось ей обычной грубой глиной рядом с костяным фарфором.
– Думаете, стоит?
– Да, может, и не стоит, – покачала головой Анжела, села за туалетный столик и принялась причесываться перед зеркалом поменьше, краем глаза наблюдая за Марией.
Мария восхищенно рассматривала набор черепаховых щеток для волос, потом прикоснулась к ним, как будто они были сделаны из шелка.
– Тебе тут нравится? – спросила Анжела.
– О да! Все такое красивое! – воскликнула Мария и начала рассказывать Анжеле, что мечтает когда-нибудь жить в таком доме, большом, словно замок, а потом, набравшись храбрости, даже поделилась своей мечтой иметь слуг и люпиновое поле, а затем густо покраснела:
– Прошу прощения, я не собиралась так много говорить…
– Люпины! – воскликнула Анжела. – Как оригинально! Выращивать эти милые сорнячки! Да еще и целое поле! И что же ты с ним будешь делать?
– Я… я не знаю. Это все такие глупости, – улыбнулась Мария и уставилась в пол.
Она никак не могла понять, как к ней относится Анжела. Ее лицо говорило об одном, а слова – о другом. Ее вопрос о люпинах просто убил Марию. Неужели это и правда сорняк? Мария замолчала и больше не проронила ни слова.
Обед оказался просто роскошным: корзины с фруктами, блюда с дымящимися овощами и кусочки мяса, вкус которого Мария не узнала. За столом им прислуживали двое слуг. Сальваго и Анжела говорили об Антонио, муже Анжелы, который уехал по делам. Мария взяла руками кусочек мяса и уже поднесла ко рту, но тут баронесса, отвлекшись от разговора с братом, взяла вилку и посмотрела на девушку со смесью ужаса и восторга, приподняв бровь.
Покраснев, Мария положила мясо обратно на блюдо, вытерла руки о джеркин, неуклюже взяла вилку за конец, без намека на изящество, с которым орудовали приборами баронесса и ее брат. Было ужасно непривычно, но поесть ей все-таки удалось. Стараясь помочь Марии избавиться от чувства неловкости, отец Сальваго пошутил насчет того, что вилка куда менее эффективна, чем пальцы, данные детям Божьим их Небесным Отцом, но Мария все больше смущалась. Остаток обеда прошел в том же духе. Мария все время боялась сделать что-то не так, готовая в любой момент упасть в социальную бездну, где ей было самое место, о чем баронесса Бука не отказывала себе в удовольствии постоянно напоминать.
– Что ж, – сказала Анжела, когда обед подошел к концу, – перейдем к нашему важному делу! Брат рассказал мне, что у тебя есть своя книга.
– Да. «Придворный», – четко произнесла Мария, так как повторяла это название про себя сотни раз.
– О, я прекрасно знаю этот роман. У меня он тоже есть. Почитаем?
– О да, с удовольствием! – ответила Мария и гордо достала из-за пазухи том в красном переплете, но Анжела не взяла ее книгу, подошла к полке и нашла свое издание в богато украшенном переплете из темно-фиолетовой кожи, с печатным текстом, с позолоченными и украшенными филигранью страницами.
В книге рассказывалось о придворной жизни во дворце графов Урбино, а также обсуждались преимущества индивидуализма и природа человека. Анжела выбирала отрывки и читала их вслух, а Мария следила по своей книге. Для девушки это было потрясающее переживание. Анжела очень хорошо читала, но, кроме того, в книге были идеи: о любви и чести, а также о Homo universale, человеке разностороннем. Над антиклерикальными пассажами, которые Анжела выискивала специально для брата, смеялся даже сам Сальваго. С такой же легкостью она находила отрывки специально для Марии: об одежде и богатстве, о правилах поведения и положении в обществе. В этих отрывках для Марии было много незнакомых слов, но она догадывалась по интонациям Анжелы, что имеется в виду.
– «Посему люди достойные и изысканные имеют благородное происхождение», – прочитала баронесса, явно наслаждаясь тем, что ставит Марию в неловкое положение.
Сальваго тоже хорошо знал это произведение и тут же вмешался, указав им на фрагмент, где говорилось о том, что люди скромного происхождения тоже могут добиться славы для себя и своих потомков. Однако, несмотря на его усилия, Мария совсем сникла. Пока брат и сестра спорили, она закрыла книгу и сказала:
– Я устала. Думаю, мне пора.
– Как жаль, дорогая, что мысли так тебя утомляют! Что ж, такова цена слов… но ты сама выбрала эту книгу, – пожала плечами Анжела.
– Я просто устала, вот и все, – принялась оправдываться Мария.
– Ну конечно, просто устала!
Мария встала и инстинктивно попыталась сделать реверанс. Елена рассказывала ей, что так делают благородные дамы. Реверанс вышел очень неуклюжий, и ей даже не нужно было видеть выражение лица Анжелы, чтобы понять, как глупо она выглядит. Окончательно смутившись, она извинилась и вышла в холл, а отец Сальваго начал прощаться с сестрой.
– Право слово, Джулио! Мне жаль, что ты так увлечен этой… девчонкой. Этот остров еще более унылое место, чем я могла себе представить. Скажи, что тебя в ней заинтересовало: ее ум или ее происхождение?
– Перестань издеваться