над ней, – сурово произнес Сальваго. – Я восхищен ее желанием совершенствоваться и учиться читать.

– Да что ты! А я-то было подумала, что твой интерес к ней скорее плотский, чем литературный! Какая же я мелочная!

– Анжела! – покраснел он.

– Братец, – мило улыбнулась Анжела, – ты сам как открытая книга! Читать тебя гораздо легче, чем «Придворного»! Может, я бы и не поняла, если бы не видела так часто этот взгляд в дни твоей бурной юности. Такой очевидной похоти в твоих глазах я не замечала со времен оргии в Мессине, когда отец чуть было не отрекся от тебя. Но даже тогда, дорогой братец, ты не был склонен собирать плоды, прежде чем они созреют и нальются соком, по крайней мере, когда перестал быть мальчишкой, готовым есть и недозрелое.

– Как ты смеешь! Я не собираюсь это выслушивать!

– Простите мне мою непочтительность, дорогой отец Сальваго! Просто я беспокоюсь за вас, за вашу карьеру в лоне Церкви! Что скажет епископ? Разочаровавшие его заканчивают на костре, как ты знаешь! Здесь тебе не Сицилия! Берегись, как бы тебе не стать его очередной жертвой! Тогда конец твоим мечтам о Ватикане!

– Хватит, Анжела!

– Да, думаю, достаточно, – согласилась баронесса и взяла брата за руки. – Тогда увидимся в следующее воскресенье. Антонио уже вернется, поэтому не опаздывай к обеду, – величественно улыбнулась она и подставила ему щеку для поцелуя.

Возвращаясь в Биргу, Мария едва сдерживалась, чтобы не разреветься. Мир Анжелы Буки сверкал уже не так ярко, как утром, и Мария понимала, что это все из-за ее низкого происхождения. Ей никогда не иметь других зеркал, кроме оловянных.

– Ваша сестра очень милая, – вымученно сказала Мария.

– Моя сестра до ужаса высокомерная, – ответил Сальваго. – Прости ей ее тщеславие.

Его мучило отрицание, чувство вины и растерянность. Ничто на свете не могло привести его в бóльшую ярость, чем такое поведение сестры.

Остаток пути до Биргу они проделали молча.

Глава 18

– Это тебе. – Якобус протянул ей что-то, плотно завернутое в ткань.

Мария сидела на берегу, уткнувшись в книгу. Отложив чтение, она развернула сверток и ощутила сладкий аромат нуги.

– Нуга! – воскликнула она. – Обожаю!

– Обменял на перья, – гордо сказал он.

– Ты такой милый! На прошлой неделе полевые цветы, а теперь сладости!

Якобус сел рядом с Марией, которая на песке чертила палочкой буквы, и с любопытством посмотрел на книгу, потом на песок:

– Что это?

– Это буква «Л», – объяснила Мария, снова беря в руки палочку. – Давай покажу! Вот смотри: Я-к-о-б-и-с. Это твое имя, – с довольным видом произнесла она, но, присмотревшись, заметила, что сделала ошибку, стерла «и» и написала «у». – Вот теперь все верно, это твое имя, – уверенно сказала она.

Якобус взял у нее палочку и начертил на песке какие-то неразборчивые каракули.

– Не очень-то получается, – вздохнул он.

– Надо заниматься.

Он стер написанное и попробовал еще раз, но вскоре, недовольный результатом, отбросил палочку.

– Это не для меня! Это магия! Для аристократов! – раздраженно заявил Якобус и пошел к воде.

Взяв камень, он размахнулся и бросил его в воду. Недалеко от берега прошел галеон и заскользил к выходу из гавани, покачиваясь на низких волнах. С бортов рыбаки закинули длинные сети на тунца, кефаль и мерлузу.

– Давай поищем мидий, – предложил Якобус.

Мария пошла следом. Они заглядывали в литорали, криком сообщали друг другу о своих находках, а потом складывали найденных моллюсков в тряпицу. Якобус наблюдал за Марией, если думал, что она не видит. Он весь день собирался с духом. Под ложечкой отчаянно сосало, намного сильнее, чем когда он в первый раз болтался на веревке над скалами в сотне метров над морем.

– Как ты думаешь, ты бы когда-нибудь захотела быть со мной? – нервно сглотнув, выпалил он. – В смысле, что я буду тебе небезразличен?

– Якобус! – Мария посмотрела на него с улыбкой, от которой он просто таял. – Ну что за глупости! Ты уже мне небезразличен!

Якобус наклонился и достал из воды мидию, пряча довольную улыбку.

– Знаешь, ты чем-то похож на моего брата Нико.

– Вот как, – покраснел он, и улыбка тут же исчезла с его лица. – Я не хочу напоминать тебе брата, – набрав побольше воздуха, признался он.

– Не хочешь? А он бы тебе понравился. Я точно знаю, что понравился. Это самое лучшее, что я могу сказать другому человеку.

– Ладно, забыли, – махнул рукой Якобус, пытаясь скрыть разочарование.

Мария сидела за столом и читала вслух, а Сальваго расхаживал из одного угла ризницы в другой за ее спиной. Некоторые слова она читала быстро и легко, другие давались ей сложнее, а какие-то были вообще непонятны, и тогда она просила помочь ей. Он наблюдал за ней сзади, чтобы она не видела его взгляда. Мария запнулась на очередном сложном слове, и Сальваго наклонился над ней, чтобы посмотреть на каком. Щекой он коснулся ее волос, и по его позвоночнику пробежала нервная дрожь. Он медленно втянул ноздрями ее запах. Мария, в отличие от Елены, редко пользовалась духами, но он уловил тонкий аромат, смешанный с запахом соломы и коз. Потом скользнул взглядом по вздымавшимся под рубашкой грудям и почувствовал, что приходит в боевую готовность под сутаной. Ему очень хотелось прижаться к Марии, но вместо этого он прижался к спинке стула. Всего лишь от краткого прикосновения к ней он испытал такое мучительное желание, что чуть не кончил. Сальваго тут же захлестнуло чувство вины, и он резко выпрямился.

– Тебе пора идти, – быстро сказал он сдавленным голосом.

– Что-то не так? – обернулась Мария. – Вам нехорошо, святой отец? – обеспокоенно спросила она. – У вас как будто бы лихорадка!

– Нет. Просто появились срочные дела, требующие внимания.

– Конечно. – Она встала. – Прошу прощения. Увидимся послезавтра.

– Нет, – возразил он. – Не так… не так скоро. Я сообщу тебе. Сейчас и правда очень много дел.

Она неуверенно посмотрела на него. Сальваго отвернулся. Он больше не мог смотреть на ее лицо, на ее тело, на ее волосы.

После ухода Марии он отправился к себе домой, упал на колени рядом с кроватью и принялся молиться, чтобы Господь укрепил его. Молитва не принесла покоя его душе. Сальваго тяжело дышал, сердце в груди заходилось, чресла пылали огнем. Такого он не испытывал с самого поступления в семинарию. Нет, не так. Такого он не чувствовал даже до поступления в семинарию.

Я не буду с ней больше заниматься. Я положу конец этому безумию.

Стоило ему прикрыть глаза, как он представлял себе Марию, представлял, как она выглядит без одежды, как ложится под него, раздвигает ноги и зовет его к себе. Он истекал потом и молился, но лихорадка не проходила.

Прошло несколько дней, прежде чем отец Сальваго смог взять себя в руки с помощью усердных молитв и избавиться от богохульных мыслей. Он послал Марии записку, что она может прийти к нему в следующий понедельник.

Лука и рабочие строили леса в звоннице, Мария зашла в ризницу, и Сальваго тут же прикрыл за ней дверь. Он разговаривал с ней деловито, почти холодно. Не успел он начать урок, как в ризницу ворвалась Елена:

– Прошу прощения! Мария, бежим! Козы заболели! Они умрут! Фенсу и Якобус ушли в море ловить рыбу, а Элли не знает, что делать!

– Что случилось? – перекрестившись, спросил Сальваго.

– Зерно, святой отец!

Елена рассказала, что один из клиентов расплатился с ней не деньгами, а зерном. Она привезла его домой на тележке, они с Марией сложили его в укромное место, намереваясь постепенно скормить козам.

– Они сломали изгородь и добрались до зерна! Они все больны, Мария! Их раздуло! Элли говорит, что они вот-вот лопнут!

– Мне надо идти, святой отец! Помолитесь за наших коз, хорошо? – попросила Мария, вскакивая с места.

– Я могу и не только помолиться, – остановил ее Сальваго. – Подвезу вас и постараюсь помочь, ведь в семинарии я пас коз.

Он собственноручно запряг осла в повозку и гнал его, как скаковую лошадь. Прибыв на место, они обнаружили коз в ужасном состоянии. Самые сильные брыкались и оглушительно блеяли, их животы были гротескно раздуты. Остальные лежали на боку, быстро и поверхностно дыша. Две козы уже сдохли. Дети пытались не дать оставшимся козам добраться до зерна и уже успели заново выстроить загородку из дерева