Тормозит прямо напротив меня, между нами всего пара сантиметров, наверное. Чувствую, что у него руки чешутся врезать мне или взять за ворот. Так, чтобы придушить.

— Я был не прав, — терпеливо отвечаю.

Внешне я холодный, да, но что творится в душе — Игнату неизвестно. Он невесело прыскает в сторону, качает головой.

— Ой, да ладно, Юсуп, тебя дернули за веревочку, ты и побежал. И это никогда не изменится.

Я морщусь. Меня задевает не его нелестное мнение обо мне, а то, что именно так скорее всего ситуация представляется Элле.

— Ни хрена ты не понимаешь! Ты вообще даже не представляешь, через что мы с ней прошли. Я всегда выбирал Эллу, но иногда сложно разорваться.

Игнат разводит руками.

— Да, знаешь… Я не понимаю. Я не разрываюсь, я просто выбираю то, что важнее, — жестикулирует он.

Отходя, Аскаров продолжает делать то, что не закончил. Отыскивает во всех углах старого, давно не ремонтировавшегося дома мою одежду, обувь. Даже в ванную заходит за зубной щеткой и гелем для душа.

— Хорошо, что через пару дней все встанет на свои места, — выпаливает он на эмоциях и закидывает в багаж еще кое-какие мои принадлежности.

Я хмурюсь, подходя ближе. Не мешаю ему. Все равно ведь никуда не уеду.

— Что ты имеешь в виду?

Аскаров тоже приближается и тычет в меня пальцем.

— В тот день, когда ты здесь появился, мы ездили в Ярославль для теста на определение отцовства.

— Мне, я так понимаю, никто не собирался об этом говорить?

— Ну, если бы узнали, что ты папа, сказали бы.

— Нужно было посоветоваться и со мной! — теперь уже и я кипячусь. — Я об этом много размышлял. Мне все равно, кто отец.

— И мне все равно, а Элле — нет. Я делаю то, что хочет она. И знаешь, чего она не хочет? — Игнат щурится. — Чтобы ты оставался здесь. Поэтому собирай свои остальные манатки и проваливай как можно скорее.

Дальше он слушать меня и не думает. Хлопает дверью, но я это так оставить не могу. Иду за ним, потому что точки над i нам придется-таки расставить.

— Никуда я не уеду! — кричу ему вслед, выйдя на крыльцо.

Аскаров останавливается у хлипких низких ворот, у него очень напряженная спина. Да и я не расслаблен. Если надо, могу снова ему навалять. Успокоится же он когда-нибудь или так и будет прогонять меня каждый божий день?

Возвратившись, Игнат встает так, что мы опять лицом к лицу. Решительно хватает за грудки и встряхивает. Сил у нас примерно поровну, это я уже понял. В тот раз, у ресторана, когда состоялась наша первая драка, он слегка притворялся. Чтобы Элла его пожалела. Сейчас же поддаваться не станет.

— Нет, я сказал, уедешь, — почти зловеще выдает Аскаров.

Выжимаю кривую усмешку и веду плечами.

— Не-а.

Затем, когда Игнат замахивается в первый раз, адреналин подскакивает автоматом и реально зашкаливает, потому что я не совсем даже понимаю, больно ли мне, куда он меня бьет, куда его бью я и где мы вообще деремся. Похоже, всплеск ярости заставляет нас совершенно забыться. То, что в какой-то момент мы находимся за пределами забора, я осознаю точно.

Вижу кровь, грязь на его майке. Крем глаза замечаю, что и моя белая футболка вся в пыли и пятнах крови. Нос Игната не в лучшем состоянии, я снова ему его разбил. Но вроде как в этот раз он в долгу не остался. Еще и губа пощипывает. Я бью конкретно, куда целюсь, а значит, с координацией пока все хорошо. Аскаров в своих ударах тоже безошибочен, но, если быть откровенным, прилив гнева, экстрима и ревности заставляет меня желать победить, сделать Игнату побольнее, уничтожить его. Я напрочь забываю, что мы с ним друзья… или были ими?..

Внутри горит, буквально полыхает просто сумасшедшая ненависть, когда мой кулак со всей силы прилетает ему в подбородок. Я сбиваю его с ног, еще мгновение ликую, что первым уложил на лопатки. Возбуждение и драйв застилают глаза. Я чуть не падаю сам, когда до меня доходит, куда именно нас занесло. Тело инстинктивно за полсекунды ложится на землю. Рука хватается за руку друга, который повис над обрывом.

— ДЕРЖИСЬ! — кричу я.

Волна страха никогда еще не поглощала меня целиком. Ни разу в жизни я не оказывался перед лицом смерти. И не своей, а смерти близкого человека, что гораздо хуже.

— Не смотри вниз, не смотри вниз! — командую я, стараясь скрыть панику в голосе.

А сам смотрю в пропасть. Господи, нет. Если Игнат упадет, ему не выжить.

Элла

— Тёть Насть! Тёть Насть! — женский истеричный и крайне напуганный голос заставляет нас помолчать и прислушаться.

Вбегая в дом, запыхавшаяся Алина застревает в дверях кухни, пытаясь отдышаться. Одну руку прижимает к груди, другой убирает волосы с влажного от пота лица.

— Элла! — хрипит она, пугает этим ещё сильнее.

Я сама начинаю бояться и волноваться, к горлу подступает ком. Какое-то плохое предчувствие, ужасное.

— Они сейчас поубивают друг друга, — переводя тяжёлое дыхание, качает головой Алина и указывает рукой в окно.

Я автоматом поворачиваю туда голову, но ничего страшного не вижу. Настасья берётся за сердце.

— Господи... Кто?!

Алина по-прежнему машет рукой в сторону окна, только ещё активнее. Слова будто застревают у неё в горле, она чуть ли не задыхается.

— Аля, я сама тебя убить готова! — не выдерживает напряжения Настасья. — Скажи уже, что случилось!

Ноги несут нас к выходу, и Алина поворачивается к двери. Ведёт нас. Мы почти бежим, спотыкаемся. Сами с Настасьей Павловной не знаем, куда, но не тормозим ни на секунду.

— Игнат с Тимуром дерутся не на жизнь, а на смерть! — Когда появляется возможность, заявляет соседка громко; у неё срывается голос, подкашиваются ноги, но она все равно быстрее нас, все равно впереди.

Настасья Павловна начинает плакать. Силы у нее, несмотря на это, возрастают. Мы прибавляем шаг, хоть и поднимаемся по улице наверх. Бежать по склону не очень получается.

Но потом, около дома дяди Миши, дорога снова выравнивается. Настасья готова забежать в открытую калитку, однако Алина удерживает её за плечо. Затем тянет за руку дальше и меня подгоняет.

— Идемте скорее, не здесь они!

— ГДЕ?! — рыдает уже Настасья так, что соседи сбегаются.

Я вижу по выражению лица Алины, что она тянет до последнего, не хочет говорить. Да что же там такое?

— Алина! — ругается на неё злобно мама Игната. — Где они? Где мой сын?!

Алина тащит ее снова и, отвернувшись, отвечает:

— На ведьминой они, тётя Насть.

Ответ её звучит так глухо, что я не сразу его понимаю. Но вот Настасья слышит все правильно с первого раза. Она знает, где это. Срывается с места с Алиной и плачет навзрыд. Я прямо за ними. Что это такое «ведьмина» не знаю, но на сердце так тревожно! Господи... Пожалуйста, пусть все хорошо будет!