Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ласточка пожала плечами и взяла оружие обеими руками. Воображать того, чей смерти ты желаешь, было прекрасным стимулом. Ведь только в своей голове она может так смело стрелять в человека. Она представляла Бульбу раз за разом и видела, как он молит ее о пощаде за смерть Дрозда, как он ползет перед ней на коленях, как тогда за Гуровым. Она видела его, и ей не жаль. Когда Ласточка вернулась в лес, то по щекам струились слезы, а сердце стало биться быстрее от злости. Она распахнула ладонь, и пистолет упал на землю.
— Продолжай, — Сокол крикнул ей. — Ты должна попасть десять раз, а выстрелила всего пять.
— Нет.
— Ты хочешь научиться? — он поднялся с поваленного дерева. — Стреляй.
— Не буду, — прошипела она сквозь зубы и взглянула на Сокола.
— Если ты попала пять раз подряд, это еще не делает из тебя стрелка, — он встал перед ней. — Стреляй.
— Я не буду! — Ласточка толкнула его обеими руками от себя.
Сокол на секунду замер на месте, а после его глаза загорелись азартом, и уголки губ слегка дрогнули в улыбке. Он снова сделал шаг навстречу Ласточке.
— Стреляй.
Глаза девушки потемнели под тенью бровей, и она, окутанная злобой, замахнулась на Сокола. Тот сделал выпад в противоположную сторону, и удар прошелся по воздуху. Теперь уже Ласточке не требовалась провокация. Она по собственной воле нападала на Сокола, пусть и безрезультатно. Иногда ей удавалось попасть по его корпусу, но чаще же она била просто воздух, ведь Сокол очень умело уворачивался от ее ударов. Хоть Ласточка и выбилась из сил, но все еще продолжала стоять на ногах и пытаться задеть Сокола. Он перестал изворачиваться и остался стоять на месте, даже когда на него обрушился шквал ударов от Ласточки.
— Я не буду! Не буду! Не буду, — не переставала повторять она, ударяя его по плечам. — Почему ты просто стоишь?!
Сокол обхватил ее в свои руки и прижал к себе, чтобы у нее не осталось амплитуды для удара. Ласточка прерывисто дышала в его грудь, содрогаясь, словно лист на ветру.
— Тише, родная, — он погладил ее по волосам. — Когда ты злишься, то становишься невероятно сильной. Каждый раз, когда будешь злиться, выплескивай эту злость на меня. Так ты научишься драться, и не будешь копить в себе негатив, — он поцеловал ее в макушку. — Иди в здание. Мы с Сорокой догоним. Тебе сейчас нужно побыть одной.
Ласточка подняла на него усталый взгляд. Она видела восторг и радость, когда сама она испытывала лишь боль. Как можно быть таким черствым. Как можно так радоваться, когда она минуту назад пыталась его ударить. Как он может быть таким жестоким. Почему он хочет превратить Ласточку в свою копию. Почему вместо него умер Дрозд?
— Это все из-за тебя. Ты во всем виноват, — Ласточка отшатнулась и направилась в сторону города, к зданию. — А пистолет это не мое. Он слишком холодный, обжигает.
Сокол хотел сказать ей что-то еще, но так и не смог найти нужных слов. В глубине души он понимал, что она права и все это только из-за него. Только он виноват в том, что произошло. Закрыв глаза, он посмотрел на небо и выдохнул. Все пройдет. Сокол обернулся на Сороку, что сидела на бревне тише обычного, опустил голову вниз. Он подошел к ней и сел рядом.
— Почему вы дрались? — тихо спросила она.
— Иногда это нужно двум людям, чтобы меньше ругаться. Мы не всерьез, — Сокол улыбнулся. — Это своеобразный танец, через который мы показываем все, что чувствуем без слов.
— Мои родители тоже дрались, а потом ругались. Иногда наоборот. Не думаю, что в их танце было что-то кроме ненависти.
Сокол посмотрел на девочку. Ее волосы были светлыми, словно колосья пшеницы, а черные глаза напоминали первого человека, которого он убил. Сорока была похожа на дьяволенка в ангельской одежде. Когда Сокол смотрел на нее, то представлял, каким человеком она вырастет, если будет взрослеть рядом с ними. Будет ли она похожа на Ласточку своей выдержкой и холодом, или же будет, как Сокол, вспыльчивой и агрессивной. А возможно из нее вырастет что-то совершенно незнакомое и чужое.
— Хочешь научиться стрелять? — спросил Сокол.
— Не хочу. Я боюсь. Он слишком громкий.
— Хорошо, — Сокол кивнул.
— Но я хочу тренироваться с тобой. Чему ты еще можешь научить?
Сокол задумался, а после улыбнулся Сороке. Мысль пришла нему не сразу, но когда он придумал, чему можно научить Сороку, то обрадовался. Он поднял с земли две ветки, обрезал кору с них и вручил одну девочке.
— Ты еще слишком маленькая для настоящего ножа, так что пока будет учиться на палках. Представь, что это настоящий нож.
Сорока посмотрела на палку, а после на Сокола с такой же палкой. Девочка улыбнулась и наставила на него палку, словно это шпага. Если оружие поменять на палку, то тренировка превращается в детскую игру, а это определенно подойдет для девятилетнего ребенка. Сорока и восприняла все это как игру. Она скакала по земле, словно кузнечик, и ударяла палкой по палке Сокола. Сорока воображала себя рыцарем и у нее выходило даже неплохо. Мешковатая одежда, что досталась ей от Ласточки не совсем подходила для такого рода активностей, поэтому Сорока часто путалась в рукавах. В конце концов она задела палкой ногу Сокола, и на этом они завершили, присуждая Сороке победу.
Шагая рядом, она периодически поглядывала на Сокола, но так ничего и не говорила. Сокол сохранил их палки и положил их в рукав рядом со своим ножом. Теперь это оружие по праву принадлежало Сороке, но она сама попросила сохранить их до следующей тренировки. Издалека уже виднелось здание, и Соколу не терпелось вернуться, чтобы скорее лечь спать. Он обернулся и увидел, что Сорока замедлила шаг.
— В чем дело?
— Почему вы с Ласточкой ругались? — Сорока хмурилась. — Вы злитесь друг на друга?
— Все сложно, — Сокол присел перед ней и потрепал ее по волосам. — Она считает, что я виноват в одном очень нехорошем поступке.
— А ты виноват? — Сорока поджала губы.
— Виноват. Я очень сильно перед ней виноват.
— Тогда почему просто не попросить прощения? Почему ты тоже злишься на нее?
Сокол вздохнул и слегка улыбнулся.
— Я люблю ее. А злюсь я только на себя, — он устало потер переносицу. — Когда-то она тоже любила меня, но сейчас все слишком сложно. Когда-нибудь мы найдем в себе силы поговорить, но пока что от этого больно и ей и мне, — Сокол поднялся и протянул Сороке руку. —