— Договорились, — горячее что-то разлилось внутри и стало спокойнее, стало не так страшно.

Хотелось остаться тут подольше, забыться и раствориться в горячем чае, что согревал каждую клеточку тела. Щегол мог бы, наверное, даже смириться с диким желанием поспать и уснуть здесь, прямо за столом, потому что дом бабы Зины казался безопасным, теплым, уютным, родным. Поговорив с ней, стало легче смириться с потерей друга и развеять туман, что так мешал увидеть дальнейший путь. Теперь же все казалось более менее ясно. Раздался звонок телефона, и Щегол подскочил на месте от неожиданности. Звонил Сокол.

— Ты где? — послышалось в трубке.

— На Восточном. У бабы Зины, — Щегол уже ожидал раздраженную тираду о том, что он так пропал, никого не предупредив.

— Хорошо, — Сокол вздохнул. — Через три минуты подъеду. Выходи. Поедем навестить Бульбу.

— Понял, — Щегол повесил трубку и прикрыл глаза, напоминая себе о том, что все только начинается.

* * *

Сокол доехал быстрее, чем Щегол рассчитывал, словно был уже по пути на Восточный, когда позвонил. Он не сказал ни слова, когда Щегол сел в машину и лишь оценивающе на него посмотрел. Наверное, не следовало даже спрашивать, чтобы узнать о том, зачем он поехал сюда. Все было понятно без слов, каждый справлялся с горем, как мог, и Щеглу потребовалась помощь независимого человека. Чижу требовался алкоголь, Соколу — оружие и тишина леса, Ласточке — бег и ветер в ушах, Глухарю — Плюша и пение птиц. А Сороке? что требовалось Сороке, Щегол не знал. Ведь так и не видел ее со вчерашнего вечера. Захотелось спросить у Сокола и узнать, как там она, но поперек горла будто встала рыбья кость, и Щегол не смог вымолвить из себя ни слова. Маленькие домики вскоре сменились серыми пятиэтажками и вот уже «Буханка» оказалась на знакомой улице, где живет Бульба. Еще вчера Щегол хотел сразу же поехать к Бульбе и выместить на нем всю злость за Сизого. Но теперь почему-то на место злости пришла лишь немая усталость и привычное бессилие. Сокол остановил машину и вручил Щеглу пистолет.

— Зачем? — Щегол непонимающе взглянул на Сокола. — Обычно мы его так и не пускаем в ход.

— Я не знаю, к чему готовиться, — Сокол нахмурился. — Пусть лучше будет у тебя, так ты сможешь защитить себя в случае чего. За углом может скрываться что угодно, так что будь начеку всегда.

Вопрос был закрыт. У Щегла даже появилась какая-то благодарность по отношению к Соколу. Раньше он думал, что оружие он выдает им для того, чтобы они действовали как дрессированные собачки и по команде наставляли дуло на противника. Но если взглянуть на картину чуть шире, то становится ясно, что таким образом Сокол пытался обезопасить своих Птиц. С самого начала он делал все ради их безопасности, но так и не смог спасти всех. Вероятно, в таком случае чувства Сокола сейчас можно сравнить с тем, что чувствует родитель, когда теряет своего ребенка. Страшно и до ужаса холодно. Щегол зажмурился, чтобы не слишком сильно погружаться в это и не проецировать чужие чувства на себя. Не стоит лезть туда, где закрыто. Ему бы разобраться с тем, что у него в голове происходит. Они поднялись на нужный этаж, и Сокол тихо постучал в дверь. Он не был таким злым, как в первый раз, а скорее усталым и потерянным, как и сам Щегол. Дверь открыла пожилая женщина.

— Здравствуйте, а вы…?

— Мы к Анатолию.

Женщина закрыла лицо руками и разрыдалась. Только сейчас Щегол заметил, что на ее голове черный платок и сама она одета во все черное, траурное.

— Его больше нет. Он…, — она постаралась сделать свой голос ровнее, но выходило это слабо. — Он повесился вчера. Умер он.

Сокол замер в проеме и еще несколько секунд смотрел на женщину, не произнося ни слова. Почти неслышно он чертыхнулся, а после полностью изменился в лице. Он свел брови над переносицей и прикрыл рот рукой. Женщина измученно взглянула на него, будто желала найти поддержки в первом встречном, будто сейчас перед ней стояли не те, кто желали смерти Бульбы.

— Как же так? Почему? — Сокол провел ладонью по лицу. — Вы как?

— Я не знаю, — женщина снова расплакалась, утыкаясь Соколу в грудь. — В последние дни он был сам не свой, а вчера под вечер позвонил мне, а я на работе была, да трубку не взяла. Кто ж знает, что его надоумило.

— Мне жаль, — Сокол слегка приобнял ее за плечи. — Это так ужасно.

— Казалось, только недавно все было нормально, а теперь после сына моего осталась только нелепая записка, — женщина схватилась за голову, стараясь унять боль от непрерывных рыданий. — Так нелепо это все. Так просто и человека больше нет.

Щегол почувствовал, что тошнота снова подступает к горлу, и поэтому отвернулся в сторону лестницы, чтобы не смотреть в глаза этой женщине. Знала бы она, кто ее сын и что, вероятно, он сам вчера лишил жизни невинного человека. Хотя, даже если бы она это знала, что с того? Разве она бы не стала все равно защищать своего ребенка, борясь за его честь до последнего.

— Что он вам написал? — Сокол сочувственно погладил ее по спине.

— Даже не мне. Не знаю, — женщина смахнула слезы со щек. — «Если бы я не боялся, то спас бы ваши жизни». Не знаю, ничего не знаю. Быть может это из какой-то книги или из фильма. Кто ж теперь разберет.

Сокол отпрянул от нее, тяжело вздохнул, а после обхватил за плечи и посмотрел прямо в глаза. Он смотрел неотрывно, будто желал загипнотизировать ее, стереть память, чтобы женщина не вспомнила о двух мужчинах на лестничной клетке, что выпытывали у нее детали смерти Анатолия Тарасова.

— Мне очень жаль, что вы потеряли сына. Я знал его в свое время. Он был хорошим человеком.

Женщина осталась изумленно стоять на лестничной клетке, глядя в след Соколу и Щеглу, что пошли вниз по лестнице к «Буханке». Машина шумно загудела и направилась в сторону Гнезда. Щегол долго не мог решиться, но все-таки повернулся к Соколу и спросил.

— Он виноват?

— Я не знаю, вполне вероятно, что после смерти Сизого он испугался и решил покончить с жизнью, — Сокол устало потер подбородок.

— Должно быть что-то, чего мы не замечаем, — Щегол запрокинул голову. — Сизый вчера был странный с самого утра, но почему-то молчал, — внезапно обрадовавшись своей догадке, он взглянул на Сокола. — А где его