предварительно отдав водителю семь рублей, и уткнулся в стекло, по которому барабанили капли дождя. Хоть куда-нибудь, хотя бы на часок, сбежать из Гнезда, чтобы не свариться заживо в скорби и печали. Маршрутка неслась по мокрой дороге в неизвестном Щеглу направлении и резко тормозила на поворотах. Желудок скрутило от отчаяния, а в голове будто кто-то начал стучать в барабаны. Щегол прикрыл глаза и прислонил голову к холодному пыльному стеклу, что дребезжало от шума двигателя и не давало спокойно утонуть в своих мыслях. Надо пережить эту потерю, позволить себе прожить все эмоции, которые, словно вода, в кружке начинают сочиться за края. Так много всего нужно, но так сложно все это осуществить. Щегол боялся, что если хоть чуть-чуть поддастся навстречу всей той боли, что наполняла его, то его попросту собьет с ног и унесет в океан. Он не мог так рисковать, ведь бой еще не закончен, и это всего лишь затишье перед бурей. Скоро Птиц снова унесет в диком вальсе, где не будет времени на передышку, где нужно будет быть начеку ежесекундно. Нельзя было давать себе слабину перед всем этим. Маршрутка завернула в город, и теперь пейзажи леса сменились индустриальной картинкой, где город казался серым и тусклым. За окном простирались трамвайные пути и был слышен стук приближающегося трамвая. Щегол лениво поднял на него взгляд и протер глаза, чтобы не уснуть на сидении.

— Ой, папа, смотри! Нас трамвай обгоняет, — тоненький голосок девочки раздался за спиной. — Смешно так едет, — трамвай поравнялся с маршруткой, а после умчал вдаль.

Девочка еще какое-то время смеялась над тем, как трамвай обогнал маршрутку, а после затихла. Щегол улыбнулся, и стало так противно. Люди живут дальше, радуются таким мелочам, а Щегол изо всех сил старается оставаться дальше наплаву, старается не утонуть вслед за погибшим другом. Вокруг жизнь продолжается, и никто не знает, что вчера в лесу был убит невинный человек, что отдал свою жизнь Птицам. Он был прекрасным другом, возможно, хорошим сыном и братом. Стало до ужаса обидно, что Щегол знал лишь Сизого — картинку, которую позволено показывать у Птиц, а не того человека, который жил свою жизнь, отдельную от отшельнической. Какое его настоящее имя? Откуда он приехал? Почему решил спустить свою жизнь в канаву, лишь бы следовать за Чижом? Никто не знает и никогда не узнает. Маршрутка остановилась на конечной остановке, и водитель заставил Щегла выйти на улицу под дождь. Оглядевшись вокруг, его охватил истерический смех. Это был Восточный поселок. Место, куда они постоянно ездили с Сизым, где они провели большую часть времени за пределами Гнезда.

И теперь на случайной маршрутке Щегол доехал именно до этого места. Один. Теперь его точно накрыло. Накрыло со всей силы.

* * *

Щегол стоял под дверью, как выброшенный на улицу щенок, что вынужден мокнуть под дождем, пока хозяева не сжалятся и не впустят его обратно. Он чувствовал себя разбитым, подавленным, уничтоженным в пух и прах, и уже жалел, что пришел сюда. Он уже был готов развернуться и пойти прочь, но дверь перед ним распахнулась.

— Ты чего тут забыл? Что-то стряслось?

— Его убили, — Щегол оперся рукой на дверной косяк. — Вчера его убили.

Щегол зажмурился, но это не помогло. Сейчас, когда он сказал это вслух, то внешний мир окончательно потух и расплылся в глазах. Словно пришло осознание, с которым Щегол пытался бороться весь этот день. Как оказалось, труднее всего не прожить эти эмоции, а принять настоящее как факт, не отбрасывать себя обратно к прошлому, утешая себя надеждами о плохом сне. Чужая рука опустилась на плечо Щегла.

— Ох, батюшки… — баба Зина прикрыла рот рукой. — Ты проходи, милый, проходи. А то замерз здесь, да промок.

Щегол вошел в знакомую кухоньку и сел на табуретку за маленький столик. Его все еще трясло от холода или от стресса, и даже приятный запах пищи и уют чужого дома не могли подавить эту дрожь. Щегол обхватил себя руками и наклонился вперед, чтобы хотя бы визуально держать себя в руках.

— Вы простите меня, что я как снег на голову. Просто… — он не знал, что еще можно добавить. — Я не знал, куда мне идти.

Баба Зина все еще стояла в проходе, держась за сердце. Сизый бы отвесил Щеглу подзатыльник за такой визит. Он не раз говорил, что не стоит беспокоить старушку без повода и уж тем более сбрасывать на нее проблемы Птиц. А тут Щегол заявляется и вываливает на нее, что парня, которого она считала за внука родного, вчера убили.

— Как же так то… — старушка огляделась по сторонам. — Он же совсем малехонько пожил. Господи, что ж за мошенники да мерзавцы живут. Как по земле ходят. Как им еще и спится спокойно.

— Мы их найдем. Найдем, и они за все заплатят, — впервые за все время Щегол почувствовал это жгучее желание взять пистолет не ради тренировки, а чтобы приставить его к чужой голове.

— Бог всех рассудит, а ты на себя грех не бери, — баба Зина налила чай Щеглу. — Не уподобляйся тем, с кем борешься. Иначе потом уже стороны не разобрать, — она положила руку на плечо Щегла. — Не успеешь оглянуться, а сам уже стал злодеем в чьей-то истории. Поддаться эмоциям и превратиться в чудовище, что только и делает, что желает отомстить каждому второму то запросто. А вот оставаться человеком и жить дальше, без злости, а с верой в неизбежность хорошего конца, уже тяжко.

— И что же, оставить это все на самотек? Так ведь нельзя. Нельзя оставить убийство безнаказанным.

— Каждый получит то, что ему положено. А поколь в тебе еще осталось что-то от человека, постарайся это сохранить. Это нынче ценно очень.

— Я постараюсь, правда, постараюсь.

Баба Зина села напротив Щегла и подперла щеку рукой, глядя в окно. За окном все еще барабанили капли дождя, и было видно, как пузырятся лужи. Глухарь всегда говорил, что в таком случае дождь будет лить еще долго. Неужели это все никогда не закончится?

— Однажды мы все там окажемся. Я все жду, когда с мужем снова свижусь, а теперь еще и внучек на небе ждать будет, — она слабо улыбнулась. — Так и помирать не страшно.

— Рано вам еще помирать, — Щегол отпил горячего чая. — Когда все закончится, я к вам с тортиком приду, да победу отмечать будем.

— Еще как отметим, — она засмеялась. — Ты только дрова колоть научись, да и банки больше мне не бей, а