густым, как вата. В тумане вязли звуки, прохожие и кэбы. Глядя на всё это из окна, Фрида подумала, что не могла выбрать дня для похода по модисткам хуже.

Примерять платья она никогда не любила, особенно, если шить их приходилось срочно. Всё вокруг сливалось в один сплошной поток тканей, оборок, кружев, галунов… А ещё лиц — портнихи и её помощниц. Все они что-то говорили, и где-то сбоку кудахтала миссис Блаут, а Фриду укутывали, обвешивали, заворачивали в рулоны ткани, прикладывали к ней то один образец, то второй, обсуждали фасон, рисунок вышивки… Послали за ювелиром, и пришлось выбирать драгоценные камни и уже готовые украшения, которые к концу третьего часа казались Фриде совершенно одинаковыми.

Примерки всегда давались ей тяжело.

После, когда всё (хвала богам!) было закончено, миссис Блаут потащила леди в ресторан — один из лучших в столице и вообще в империи. Находился он недалеко от мастерской модистки, и у герцога там, оказывается, был заказан столик — каждый раз, как милорд приезжал в столицу, дворецкий покупал ему ложу в Опере и Национальном театре, заказывал столик в лучших ресторанах, присылал портных…

— И что, герцог оценил? — узнав об этом, с усмешкой поинтересовалась Фрида.

Экономка со вздохом ответила, что Его Светлость не любит светскую жизнь и даже в ресторане бывает крайне редко. Всё больше ездит во дворец. Но может быть, сейчас, с появлением герцогини Виндзор…

Фрида в ответ предпочла промолчать.

Последние дни она почти не читала газет: не было времени и желания тоже. Фрида слишком хорошо представляла, что увидит на первой полосе. Но сейчас, когда выйти в свет пришлось, она сполна насладилась славой, которую ей заботливо обеспечили мать и муж. Нет, от Фриды не отворачивались при встрече (знак полнейшего презрения у высшего сословия), наоборот, на неё смотрели, и от этого было не по себе. Когда-то в похожей ситуации Фрида предпочла уехать в Хэмтонкорт, забиться в глушь и преподавать спокойно. Нет, в смерти маркиза Вустермора его вдову не обвинял никто, но слухи, один скандальней другого, ходили. Уж очень быстро маркиз угас, а ещё ведь совсем недавно в салоне графини Н. лапал свою прелестную жёнушку пониже спины. К тому же, его вдова собралась (о, ужас-ужас!) работать! На целый месяц тогда на Фриду ополчился, кажется, весь высший свет. Но сейчас было иначе: теперь её жалели. Маг, тиран, бунтарь совсем недавно выкинул такой фокус на императорском балу, что некоторые дамы до сих пор в себя прийти не могут. А тут ещё и эта ужасная, позорная свадьба…

Стоило Фриде сесть за отделённый от зала ширмой стол на балкончике галереи, как к ней принялись (под разными предлогами) подходить давно забытые знакомые виконтессы-баронессы-графини, выражать свои поздравления, граничащие с соболезнованиями, и пытаться выяснить подробности её семейной жизни. Фриде кусок в горло не лез.

Через час, так нормально и не пообедав, она сбежала в карету, забрав и пылающую яростью миссис Блаут (как это — её нанимателя-герцога обвиняют в немного-немало бесчестье!). Кучеру приказали ехать домой, и за это время у Фриды созрел план. Возвращаться безумно не хотелось: там ждал чокнутый герцог с замашками деспота, его слуга с раздвоением личности, и вообще дом, который ещё не стал (и вряд ли станет) Фриде домом. Можно было бы удариться в бега на недельку в Хэмтонкорт и оттуда на «ту сторону». Но возвращаться когда-нибудь да придётся, а там… Фрида не хотела бы знать, что сделает с ней её матушка. И герцог, которому обещали наследника. И император, который эту кашу заварил. Нет, если представить, что за время её отсутствия мать сцепится с Виндзором… Но потом Фрида, как приз, достанется победителю и… Нет. Нужно просто… просто отдохнуть. На пару часов сменить обстановку.

А потом Фрида вспомнила о борделе, про который говорил Грэгори. Момент был не самый удобный: Фрида ещё чувствовала слабость. И, будь она в себе, поехала бы домой как миленькая, напоила бы герцога чем-нибудь и спокойно легла спать. Но очень, до темноты в глазах хотелось сделать что-нибудь — что-нибудь, что уберёт, сотрёт это жуткое чувство беспомощности. Мать, муж и весь свет в придачу — все решили ею управлять и с успехом это делают.

Фриде безумно хотелось хотя бы глотка свободы. Действия. Жизни.

Она глянула на экономку, на туманный серый город за окном… И послала осторожность в бездну. Браслет Лесного короля помог: Фрида погладила его и загадала желание.

И через минуту уже неслась по улицам столицы в образе мальчишки-слуги, а карета с экономкой ехала домой. Миссис Блаут была в твёрдой уверенности, что госпожа сидит рядом. И останется уверена в этом ещё до-о-олго…

«Я только всё узнаю, — думала Фрида, переулками пробираясь к тому борделю с ярким названием «Ночная роза» и хозяином-любителем полукровок. — Только узнаю, а потом придумаю, что делать». Фрида отлично осознавала, что она отнюдь не сильный маг и что грозиться заколдовать бордельного патрона — идея очень плохая. А вот надавить деньгами и влиянием… Связи у Фриды были, и всё, что требовалось — желание их применить.

«Если что, — с усмешкой решила Фрида, — натравлю моего мужа. Из него чудесная гончая получится, поймает, сгрызёт и не подавится. Ему только цель дай».

* * *

— Она чокнутая! — возмущался Эш, обкусывая герань с подоконника. Лёгкий воздушный поезд нёсся ко дворцу, но скорость сегодня совсем не чувствовалась: всё заволок туман, и был он ужасно однообразен. — Она ненормальная! Её надо связать и отправить в психушку!

Сидящий напротив Дикон слабо улыбнулся.

— Мой господин, я боюсь, леди сочтёт это оскорблением.

— Да плевать я хотел!..

— И в следующий раз не даст вам антидот.

— Следующий раз! — Эш уронил горшок, тот раскололся и обсыпал пол землёй. — Следующий раз! Нет, теперь я буду осторожнее. Но, боги, зачем только я притащил в дом эту змею!

Дикон молча достал из кармана щётку и принялся счищать землю с брюк хозяина. Эш, не замечая, продолжал:

— А главное: за что? Я был с ней резок? Нет! Я был с ней нежен? Да! И после этого она говорит про какое-то принуждение? Когда она дрожала в моих руках, как… Нет, это просто… А вчера — ну что я ей вчера сделал? Да, выпил энергию. Но я случайно! И я извинился. Да я весь вечер потратил, чтобы ей брошь выбрать! А она? Пришла, напоила меня отравленным чаем и была такова. И ведь как спокойно сидела! Дикон!

— Да, господин?

— Если она отравит тебя, я её