— Я не боюсь. Только бы вот такси скорее приехало.

Мы услышали шум машины на улице и увидели свет от фар. Таксиподъехало к крыльцу, и я помог Кэтрин сесть, а шофер поставил чемодан напереднее сиденье.

— В больницу, — сказал я.

Мы выехали на мостовую и стали подниматься в гору.

Когда мы подъехали к больнице, я взял чемодан, и мы вошли.Внизу за конторкой сидела женщина, которая записала в книгу имя и фамилиюКэтрин, возраст, адрес, сведения о родственниках и о религии. Кэтрин сказала,что у нее нет никакой религии, и женщина поставила против этого слова в книгечерточку. Кэтрин сказала, что ее фамилия Генри.

— Я отведу вас в палату, — сказала женщина.

Мы поднялись на лифте. Женщина остановила лифт, и мы вышли ипошли за ней по коридору. Кэтрин крепко держалась за мою руку.

— Вот это ваша палата, — сказала женщина. — Пожалуйста,раздевайтесь и ложитесь в постель. Вот вам ночная сорочка.

— У меня есть ночная сорочка, — сказала Кэтрин.

— Вам удобнее будет в этой, — сказала женщина.

Я вышел и сел на стул в коридоре.

— Теперь можете войти, — сказала сестра, стоя в дверях.

Кэтрин лежала на узкой кровати, в простой ночной сорочке сквадратным вырезом, сделанной, казалось, из простого холста. Она улыбнуласьмне.

— Теперь уже у меня хорошие схватки, — сказала она.

Сестра держала ее руку и следила за схватками по часам.

— Вот сейчас была сильная, — сказала Кэтрин. Я видел это поее лицу.

— Где доктор? — спросил я у сестры.

— Спит внизу. Он придет, когда нужно будет. Я должна кое-чтосделать madame, — сказала сестра. — Будьте добры, выйдите опять.

Я вышел в коридор. Коридор был пустой, с двумя окнами ирядом затворенных дверей по всей длине. В нем пахло больницей. Я сидел настуле, и смотрел в пол, и молился за Кэтрин.

— Можете войти, — сказала сестра. Я вошел.

— Это ты, милый? — сказала Кэтрин.

— Ну, как?

— Теперь уже совсем часто.

Ее лицо исказилось. Потом она улыбнулась.

— Вот это была настоящая. Пожалуйста, сестра, подложите мнеопять руку под спину.

— А вам так легче? — спросила сестра.

— Ты теперь уходи, милый, — сказала Кэтрин. — Иди поешьчего-нибудь. Сестра говорит, это может тянуться очень долго.

— Первые роды обычно бывают затяжные, — сказала сестра.

— Пожалуйста, иди поешь чего-нибудь, — сказала Кэтрин. — Ясебя хорошо чувствую, правда.

— Я еще немного побуду, — сказал я.

Схватки повторялись совершенно регулярно, потом пошли реже.Кэтрин была очень возбуждена. Когда ей было особенно больно, она говорила, чтосхватка хорошая. Когда схватки стали слабее, она была разочарована и смущена.

— Ты уходи, милый, — сказала она. — При тебе мне как-тонесвободно. — Ее лицо исказилось. — Вот. Эта уже была лучше. Я так хочу бытьхорошей женой и родить без всяких фокусов. Пожалуйста, иди позавтракай, милый,а потом приходи опять. Я не буду скучать без тебя. Сестра такая славная.

— У вас вполне хватит времени позавтракать, — сказаласестра.

— Хорошо, я пойду. До свидания, дорогая.

— До свидания, — сказала Кэтрин. — Позавтракай как следует,за меня тоже.

— Где тут можно позавтракать? — спросил я сестру.

— На нашей улице, у самой площади, есть кафе, — сказала она.— Там должно быть открыто.

Уже светало. Я дошел пустой улицей до кафе. В окнах горелсвет. Я вошел и остановился у оцинкованной стойки, и старик буфетчик подал мнестакан белого вина и бриошь. Бриошь была вчерашняя. Я макал ее в вино и потомеще выпил чашку кофе.

— Что вы тут делаете в такой ранний час? — спросил старик.

— У меня жена рожает в больнице.

— Вот как! Ну, желаю счастья.

— Дайте мне еще стакан вина.

Он налил, слишком сильно наклонив бутылку, так что немногопролилось на стойку. Я выпил, расплатился и вышел. На улице у всех домов стояливедра с отбросами в ожидании мусорщика. Одно ведро обнюхивала собака.

— Чего тебе там нужно? — спросил я и наклонился посмотреть,нет ли в ведре чего-нибудь для нее; сверху была только кофейная гуща, сор инесколько увядших цветков.

— Ничего нет, пес, — сказал я. Собака перешла на другуюсторону. Придя в больницу, я поднялся по лестнице в тот этаж, где была Кэтрин,и по коридору. дошел до ее дверей. Я постучался. Никто не отвечал. Я открылдверь; палата была пуста, только чемодан Кэтрин стоял на стуле и на крючкевисел ее халатик. Я вышел в коридор и стал искать кого-нибудь. Я увидел другуюсестру.

— Где madame Генри?

— Только что какую-то даму взяли в родильную.

— Где это?

— Пойдемте, я вам покажу.

Она повела меня в конец коридора. Дверь родильной былаприотворена. Я увидел Кэтрин на столе, покрытую простыней. У стола стояласестра, а с другой стороны, возле каких-то цилиндров — доктор. Доктор держал вруке резиновую маску, прикрепленную к трубке.

— Я дам вам халат, и вы сможете войти, — сказала сестра. —Идите, пожалуйста, сюда.

Она надела на меня белый халат и заколола его сзади у воротаанглийской булавкой.

— Теперь можете войти, — сказала она. Я вошел в комнату.

— Это ты, милый? — сказала Кэтрин напряженным голосом. —Что-то дело не двигается.

— Вы monsieur Генри? — спросил доктор.

— Да. Как тут у вас, доктор?

— Все идет очень хорошо, — сказал доктор. — Мы перешли сюда,чтобы можно было давать газ во время схваток.

— Дайте, — сказала Кэтрин.

Доктор накрыл ее лицо резиновой маской и повернул какой-тодиск, и я увидел, как Кэтрин глубоко и быстро задышала. Потом она оттолкнуламаску. Доктор выключил аппарат.

— Не очень сильная. Вот недавно была одна очень сильная.Доктор сделал так, что меня как будто не было. Правда, доктор? — у нее былстранный голос. Он повысился на слове «доктор». Доктор улыбнулся.