— Дайте, — сказала Кэтрин. Она крепко прижала резину к лицуи быстро дышала. Я ??слышал, как она слегка застонала. Потом она сдвинула маскуи улыбнулась.

— Эта была сильнее, — сказала она. — Это была очень сильная.Ты не беспокойся, милый. Уходи. Позавтракай еще раз.

— Я побуду здесь, — сказал я.

* * *

Мы поехали в больницу около трех часов утра. В полденьКэтрин все еще была в родильной. Схватки опять стали слабее. Вид у нее былочень усталый и измученный, но она все еще бодрилась.

— Никуда я не гожусь, милый, — сказала она. — Так обидно. Ядумала, у меня все пройдет очень легко. А теперь — вот, опять… — она протянуларуку за маской и положила ее себе на лицо. Доктор повернул диск и следил заней. Схватка скоро кончилась.

— Эта так себе, — сказала Кэтрин. — Она улыбалась. — Мнеужасно нравится этот газ. Чудесная вещь!

— Мы возьмем немного домой, — сказал я.

— {Сейчас еще будет}, — сказала Кэтрин торопливо. Докторповернул диск и посмотрел на часы.

— Какой теперь промежуток между схватками? — спросил я.

— Около минуты.

— Вы не голодны?

— Я сейчас пойду завтракать, — сказал он.

— Вам непременно нужно поесть, доктор, — сказала Кэтрин. —До чего мне обидно, что я так долго вожусь. Может быть, мой муж сумеет даватьмне газ пока?

— Если хотите, — сказал доктор. — Будете поворачивать доцифры два.

— Понимаю, — сказал я. На диске была стрелка, и он вращалсяс помощью рычажка.

— {Дайте}, — сказала Кэтрин. Она крепко прижала маску клицу. Я повернул диск до цифры два, а когда Кэтрин отняла маску, повернул егоназад. Я был очень рад, что доктор дал мне занятие.

— Это ты давал газ, милый? — спросила Кэтрин. Она погладиламою руку.

— Я.

— Какой ты хороший!

Она была немного пьяна от газа.

— Я поем в соседней комнате, — сказал доктор. — Чуть что —вы можете меня позвать.

Я смотрел, как он ест; потом, немного погодя, я увидел, чтоон прилег и курит папиросу. Время шло. Кэтрин все больше уставала.

— Как ты думаешь, я все-таки сумею родить? — спросила она.

— Конечно, сумеешь.

— Я стараюсь, как только могу. Я толкаю, но оно опятьуходит. {Сейчас будет. Дай скорей}.

В два часа я вышел и пошел поесть. В кафе было несколькочеловек, и на столиках стоял кофе и рюмки с киршвассером. Я сел за столик.

— Что у вас есть? — спросил я кельнера.

— Второй завтрак уже кончился.

— Разве нет порционных блюд?

— Можно приготовить choucroute. [кислая капуста (франц.)]

— Дайте choucroute и пива.

— Кружку или полкружки?

— Полкружки светлого.

Кельнер принес порцию Sauerkraut [кислая капуста (нем.)] сломтиком ветчины сверху и сосиской, зарытой в горячую, пропитанную виномкапусту. Я ел капусту и пил пиво. Я был очень голоден. Я смотрел на публику застоликами кафе. За одним столиком играли в карты. Двое мужчин за соседнимстоликом разговаривали и курили. Кафе было полно дыма. За цинковой стойкой, гдея завтракал утром, было теперь трое: старик, полная женщина в черном платье,которая сидела у кассы и следила за всем, что подается на столики, и мальчик вфартуке. Я думал о том, сколько у этой женщины детей и как она их рожала.

Покончив с choucroute, я пошел назад, в больницу. На улицебыло теперь совсем чисто. Ведер с отбросами не было. День был облачный, носолнце старалось пробиться. Я поднялся в лифте, вышел и пошел по коридору вкомнату Кэтрин, где я оставил свой белый халат. Я надел его и заколол сзади уворота. Я посмотрел в зеркало и подумал, что я похож на бородатого шарлатана. Япошел по коридору в родильную. Дверь была закрыта, и я постучал. Никто неответил; тогда я повернул ручку и вошел. Доктор сидел возле Кэтрин. Сестрачто-то делала на другом конце комнаты.

— Вот ваш муж, — сказал доктор.

— Ах, милый, доктор такой чудный! — сказала Кэтрин оченьстранным голосом. — Он мне рассказывал такой чудный анекдот, а когда было ужочень больно, он сделал так, что меня как будто совсем не стало. Он чудный. Вычудный, доктор.

— Ты пьяна, — сказал я.

— Я знаю, — сказала Кэтрин. — Только не нужно говорить обэтом. — Потом: — {Дайте скорее. Дайте скорее.}

Она вцепилась в маску и дышала часто и прерывисто, так что вреспираторе щелкало. Потом она глубоко вздохнула, и доктор протянул левую рукуи снял с нее маску.

— Эта была очень сильная, — сказала Кэтрин. У нее был оченьстранный голос. — Теперь я уже не умру, милый. Я уже прошла через самоеопасное, когда я могла умереть. Ты рад?

— Вот и не возвращайся туда опять.

— Не буду. Впрочем, я не боюсь этого. Я не умру, милый.

— Вы такой глупости не сделаете, — сказал доктор. — Вы неумрете и не оставите вашего мужа одного.

— Нет, нет. Я не умру. Я не хочу умирать. Это глупо —умереть. Вот опять. {Дайте скорее}.

Немного погодя доктор сказал:

— Выйдите на несколько минут, мистер Генри, я исследую вашужену.

— Он хочет посмотреть, как двигается дело, — сказала Кэтрин.— Ты потом приходи назад. Можно, доктор?

— Да, — сказал доктор. — Я за ним пошлю, когда можно будет.

Я вышел из родильной и пошел по коридору в палату, кудадолжны были привезти Кэтрин после того, как родится ребенок. Я сел на стул иогляделся по сторонам. В кармане у меня лежала газета, которую я купил, когдаходил завтракать, и я стал читать ее. За окном уже темнело, и я зажег свет,чтобы можно было читать. Немного погодя я перестал читать и погасил свет исмотрел, как темнеет за окном. Странно, почему доктор не посылает за мной.Может быть, это лучше, что я ушел оттуда. Он, видимо, хотел, чтобы я ушел. Япосмотрел на часы. Если еще десять минут никто не придет, я все равно вернусьтуда.