Мария. Он говорил о той женщине, на которую так похожа Майя.Его слова почему-то вернули ей решимость, которую она едва не потеряла,сражаясь с отцом.

— Я не боюсь тебя, Август, — закричала она.

— Но ты должна!

Вдруг позади них в воздух взлетела крышка люка. Майя иГолландец обернулись к новой угрозе. Но на мгновение медленнее, чем надо Излюка вырвался самый громадный и самый страшный Рошаль, которого Майя когда-либовидела.

Увидеть — это все, что она успела, ибо, двигаясь сневероятной скоростью, он тут же на нее кинулся Перед ней мелькнула длиннаяклыкастая морда, руки как бревна, такие громадные, что могли бы охватитьавтомобиль, и, конечно, полосатые нечеловеческие глаза.

Среагировать на такую скорость было невозможно. Рошальпоймал ее в свои геркулесовы объятия и потащил к люку. Майя задыхалась. Онаслышала, как Голландец выкрикнул ее имя, как снова раздался хохот отца, а потомпрогремел взрыв. Наверняка это был взрыв, так как земля содрогнулась, Рошалькак раз запихнул ее в люк и запечатал его прямо куском своей плоти.

В туннеле стоял дух застоявшейся воды и канализации.

Света не было. Она видела лишь глаза своего врага. Майяпопробовала вырваться, но Рошаль стукнул ее по виску. Она ощутиланеестественную сонливость.

— Меня усыпи…

Черты лица Рошаля расплылись и потемнели, но она знала, чторасплываются они только в ее собственном ускользающем сознании.

— Спи, малышка, засыпай, мой хозяин, побеждай.

Это было последнее, что услышала Майя.

Он должен был обнаружить Рошаля, но, видимо, де Фортунатопоставил защиту и скрыл его. Сбитый с толку, Голландец слишком поздно кинулсяна помощь и позволил этой твари утащить Майю в туннель. Он бросился в погоню,но тут раздался взрыв и Голландец, кувыркаясь, полетел в канаву. Когда оночнулся и поднял голову, то увидел, что в двух шагах от него стоит этотпредатель, отец Майи. Мерзкий юнец снова улыбался.

— Поговорим? Никто нас не побеспокоит, я укрыл это место отвзглядов посторонних. А что касается Майи, то Рошаль — кстати, я долго его приручали теперь полностью контролирую — уже доставил ее в безопасное место. И сейчасее доброе здравие целиком и полностью зависит от тебя.

Никогда еще Голландец не встречал такого гнусного человека.Волна отвращения поднялась в его душе. Неужели этот Август де Фортунато можеттак обращаться с собственной дочерью? Он решительно выпрямился, намереваясьпоказать юному мерзавцу, что значит обижать невинных.

Однако де Фортунато ничуть не обеспокоился. Он, улыбаясь,смотрел, как Голландец встает. У моряка кровь закипела в жилах. Он хотел датьнегодяю пощечину, чтобы ухмылка слетела с его лица.

— До того как наделать глупостей, я бы на твоем местепоразмыслил, что будет с моей милой, дорогой дочуркой, если ты хоть чем-то мненавредишь. Рошаль ей навредит сильнее, это я тебе обещаю.

Голландец замер. Он поверил каждому слову. Август деФортунато не производил впечатления человека, склонного к пустым угрозам. И этоделало его еще ужаснее.

— Что ты предлагаешь?

— Я ничего не предлагаю, — сказал ренегат, все еще улыбаясь,— я требую. Пока ты со мной сотрудничаешь, с Майей ничего не случится. Видишь,сделка честная. У тебя есть кое-что необходимое для меня, а у меня есть то, чтохочешь ты.

— Я, я хочу разорвать тебя на куски! — Самое страшное, чтоэто так и было. Голландец и правда хотел его уничтожить. Сила этого чувствапотрясла его самого.

— Ну разумеется, хочешь. — Август де Фортунато, со своейстороны, воспринимал угрозы противника как должное.

Сколько раз он слышал это от других! Сколько в человекезлобы!

— Но придется тебе потерпеть, дорогой вестник, или тыпредпочитаешь, чтобы тебя называли Голландцем? — Человек в мантии молчал, деФортунато пожал плечами. — Другие называют тебя Голландцем, пусть так и будет.

Упоминание о других напомнило Голландцу о том, зачем они сМайей рискнули сюда прийти в первую очередь. Фило и шутник все еще пленники, атеперь он потерял и Майю.

«Что бы я ни предпринимал, все проваливается. Я несу толькосмерть и разрушение, но никогда — жизнь и успех».

— У меня есть простое предложение, Голландец, жизнь Майи —на твой корабль.

Окунувшись в свои размышления, Голландец не сразу понял,чего хочет от него де Фортунато.

— Тебе нужно, что?

— Твой корабль, морячок. Я хочу управлять твоим кораблем.Отведи меня на корабль, покажи, как он действует, и когда я пойму, что тырассказал все, что нужно, я отведу тебя к Майе.

Голландец не смог удержаться и захохотал.

Господи! Отцу Майи нужно не что иное, как… «Отчаяние».

— Черт возьми! Что тут смешного? Моей дочери тоже будет недо смеха, если я натравлю на нее Рошаля. — Больше всего ему хотелось разорватьее в клочья. В этом смысл их жизни. Ничтожные твари, но этот хоть раз оказалсяполезным. — А теперь объясни, что здесь такого забавного, что ты даже рискнулжизнью прекрасной Майи?

Голландец моментально пришел в себя. Он не мигая смотрел наде Фортунато, но даже его глаза, излучающие звездный свет, не могли смутитьренегата.

— Я не могу отдать тебе то, чего не имею сам. Ты просишь оневозможном, Август де Фортунато.

Предатель-эмигрант начал теперь злиться.

— Что ты имеешь в виду? Это твой корабль, моряк! Ты — егокапитан. Не вздумай со мной шутить! У этого Рошаля не очень-то много терпения.Он вполне может начать свою игру, если я не прикажу ему подождать.

— Я не могу отдать «Отчаяние», он не мой, он принадлежит самсебе, де Фортунато. Он делает что хочет. И со мной тоже.

— Птенчик объяснил все не совсем так, но я и ему не верю. —Но все же ренегат замолчал и задумался.

Голландец тоже размышлял. Август де Фортунато мог поступатьс ним как хочет, и он ничего не мог ему противопоставить. Если де Фортунаторешит, что ни от своей дочери, ни от ее спутника он не сможет больше ничеговыгадать, что этот негодяй будет делать?

— Я даю тебе один шанс. Голландец. Только один шанс, а потоммоя дочь вступит, в игру с Рошалем. Ты отведешь меня на корабль, покажешь, какон действует, а если не сможешь… — он снова пожал плечами, — она умрет.

У него не было выбора.