«А вечером опять спину ломить будет или сердцеприхватит», – подумала Алёна, но не решилась ничего сказать.

Она молча взяла в углу таз с рассадой, кивнула тетке и пошлаобратным путем: мимо развеселых телят, мимо кованой ограды, мимо двухэтажныхдомиков к воротам нынешнего монастыря. Ну чего, чего ей надо, спрашивается?!Чего ее дерет в разные стороны? То волосы (остатки волос) на головезашевелились от страха при одном только намеке на послушание, то едва не плачетот обиды, что недостойна смотреть на открывающуюся чудотворную… Только длясвоих. Ну так стань же этой своей, от тебя же именно этого и ждут все, от тетиКати и Липки до матушки Февронии! С распростертыми объятиями примут!

Алёна бухнула таз прямо у ворот и потерла ноющие руки.Сходила в привратницкую, принесла ведро с водой, консервную баночку-поливалку,опустилась на корточки и вяло принялась ковырять копалкой пушистую, вчеравскопанную и удобренную землю большой клумбы.

Ладно. Сегодня последний день для раздумий. Последний деньдля сомнений: остаться здесь или вернуться в мир… чтобы еще раз поговорить ссестрой; чтобы найти Фаину и все наконец выяснить без посредников; может быть,чтобы встретиться с Юрием…

Вот именно! В этом-то дело! Себе можно было бы не врать… даи Богу тоже, он все видит.

«Ну а раз видишь, – почти с вызовом обратилась кнебесам Алёна, – сам реши, куда мне идти. Больше ничего от тебя не прошу –только одного последнего знака. И уж как ты сегодня велишь, так я завтра ипоступлю».

Она осторожно высвободила из переплетения цветочных стеблейкрепенькую астру, вылила в ямку полную баночку воды и опустила туда корниростка. Осторожно, голыми руками, принялась нагребать землю. Цветы надо сажатьнепременно голыми руками, в перчатках ничего не получится. Они должнычувствовать человека…

Не было на свете работы, которая успокаивает лучше! Аленакопала и наливала воду, и сажала, и приминала ладонями рыхлую, влажную землю,что-то мурлыча себе под нос, не думая ни о чем, только о том разноцветье,которое окутает вскоре монастырские врата, – как вдруг услышала свое имя.

Кто-то окликнул ее – да так испуганно, так переполошенно.Сначала показалось, это Липка кричит, и Алёна стремительно поднялась, испугавшись:что-то случилось с тетей Катей? Но к ней бежала не Липка.

К ней бежала высокая девушка в коротеньком платьишке.Длинные белокурые волосы метались по плечам, огромные голубые глаза жалобноискали взгляда сестры. Алёна сразу узнала Ингу, и хотя все так и всколыхнулосьв душе, все обиды, и горечь, и та муть, которая там лежала с позапрошлой ночи,она все же нашла в себе силы не оттолкнуть сестру, когда та с разбегу бросиласьна шею, а обняла и прижала к себе, бормоча испуганно:

– Да ты что? Случилось что?

Нет, разумеется, Инга приехала не оттого, что просто стыдностало, что решила попросить прощения у Алёны, которую, можно сказать, из домувыгнала. Что-то случилось: вон какие глазищи, вон как дрожит вся…

– Ой, ой… – выдыхала она, стискивая руки, а слезы так илились из глаз. Похоже было, Инга только и ждала этой встречи, чтобы дать имволю.

Алёна гладила ее по плечу, ощущая, как от слез Ингипромокает ее платье. Ого, она и не подозревала, что сестра может так плакать!Да что произошло? О господи, а если у нее нашли СПИД? Или еще какую-нибудьгадость? Или она, храни бог, беременна от кого-то из своих хахалей, но незнает, от кого?

Что за чепуха лезет в голову! Но что бы это ни было, Ингауверена, что расхлебывать кашу, которую она заварила, должна именно ее старшаясестра.

Неужели это тот знак, которого Алёна ждала от небес? Неужелиостается уповать только на Божью помощь? И заплатить за исцеление Инги придетсясобой…

Задрожала душа, затрепетала крылышками, как бабочка,накрытая ладонью. Не вырваться? Неужели теперь не вырваться?

– Алёна, я не виновата, клянусь! – забормотала Инга,поднимая мокрое красное лицо. – Я этого вообще не хотела, но так хорошоплатили… а у нас крыша стала протекать, я думала, перекроем не шифером, анастоящей красной черепицей, ну, ты знаешь, такой дорогой, вставим в окнастеклопакеты, сложим камин, вообще ремонт сделаем, чтоб можно было жить каклюди, АГВ, чтоб печку не топить…

Алёна засмеялась бы, если б могла. Крепко, крепко досталоИнгу, если она вдруг вспомнила про крышу и АГВ!

– Да что случилось-то? – спросила как могла ласковее,отстраняясь и ополаскивая в ведре заскорузлые от земли руки. – Тактрясешься, будто убили кого. Сама-то здорова?

Инга вздрогнула, тупо уставилась на нее:

– А ты откуда знаешь?

Алёна резко выпрямилась.

Всё! Точно! Неужели все-таки СПИД?

– Давно?

– Вчера… вчера ближе к вечеру, даже не знаю, во сколько. Яубежала, не могла смотреть, оставила их… наверное, истерика началась. Потомвышла – никого. И его они тоже унесли. Не знаю, куда! Может быть, зарылигде-то, не знаю, не знаю! Но я посмотрела: вроде бы не у нас во дворе, хотя отних всего можно ожидать, всего на свете! И, главное, того парня они сами хотелиубить, а потом он же и…

У Алёны упали руки. Что?!

Инга взглянула измученными глазами:

– Ой, что же теперь делать?.. Меня арестуют теперь, да? Ясама хотела в милицию, но ведь тогда пришлось бы про все рассказать, про все,что мы делали… а за это убьют, натурально убьют, и никто следов не найдет! Япрямо первым же рейсом – сюда. Забрала кое-что и… Мне все время казалось, замной кто-то следит в автобусе. Алёна, ты поможешь? Я не виновата, я просто нехотела, чтобы они кого-то убивали! – Она осеклась, глядя поверх Алёниногоплеча. Глаза вдруг стали стеклянные. И, взмахнув обеими руками, словноотталкивая от себя что-то, Инга повернулась – и со всех ног бросилась бежатьчерез дворы, мимо сараев, куда-то вперед.

Алёна испуганно обернулась.

Улица почти пуста. Едет большой черный джип. Бредетхуденький паренек – наверное, студент техникума опоздал на занятия. Быстро идетвысокий парень в синей каскетке, голубой рубашке и джинсах; на плечи впередрукавами накинут серый пуловер…

Почему-то она никак не могла отвести от него глаз. И он тожевдруг приостановился, вытаращился изумленно. И закричал:

– Алёна! Алёна!

Они со всех ног кинулись друг к другу и, не раздумывая,словно только того и ждали, обнялись. Алёна уткнулась ему в плечо ичувствовала, как он быстро, мелко целует ей шею и косынку, прикрывавшуюстриженую голову. Она не шелохнулась, не отстранилась. Так и должно быть,именно так!