Господин поднимается, кладет на стол деньги, идет к выходу.Он, вероятно, разочарован: может быть, ждал подходящего момента, чтобы подойти,представиться, познакомиться и…

— …поговорить. — Что?

Это слово вырвалось у нее непроизвольно. Бокал шампанского —и язык развязался сильнее, чем нужно.

— Нет-нет, ничего.

— Ну, так ты сказала, что хочешь поговорить о чем-то? Очем?

Темная комната. Никто не укажет девочке путь к двери. Этоунизительно. Сделай же, что обещала себе несколько минут назад.

— Да, я хотела спросить, что я здесь делаю. Как мнеосвоиться в этом мире, который крутится вокруг нас и о котором я пока ещеничего не знаю? Все совсем не так, как казалось мне раньше: ты не поверишь, нокогда ты ушел к фотографам, я вдруг почувствовала себя брошенной на произволсудьбы и испугалась. Я рассчитываю на твою помощь и еще хочу знать, нравится литебе твое дело?

Не иначе как некий ангел — любитель шампанского, безсомнения — подсказывает ей нужные слова.

Андрогин смотрит на нее удивленно: она что — на дружбунабивается? Почему она задает вопросы человеку, с которым знакома всегонесколько часов? И — вопросы, на которые никто не осмеливается?

Никто не доверяет ему, потому что его не с кем сопоставить:он — нечто уникальное. И вопреки общему мнению — не гомосексуалист. Он простоутратил интерес к представителям рода человеческого. Обесцветил волосы,одевается, как ему всегда хотелось, весит ровно столько, сколько желает, знает,что производит на людей странное впечатление, но ведь он и не обязан всем нравиться,не правда ли? Если исправно выполняет свои обязанности.

А сейчас эта девушка желает проникнуть в его мысли. Понять,что он чувствует. Он протягивает руку к бокалу, ожидавшему его возвращения, изалпом выпивает шампанское.

Она полагает, должно быть, что он — из команды ХамилаХусейна, обладает определенным влиянием и надеется, что он ее поддержит инаправит на первых порах. Да, он знает, какие шаги ей стоило бы предпринять, ноего наняли на время кинофестиваля, строго очертив круг его обязанностей, и за пределыэтого круга он выходить не намерен. Когда пройдут эти дни роскоши и гламура, онвернется домой, в свою квартиру в одном из парижских предместий, где соседитретируют его единственно по той причине, что его внешность не совпадает с темиобразцами, которые установил в оны дни призыв какого-то сумасшедшего,крикнувшего: «Все люди одинаковы!». Нет, это не так. Все люди — разные, и правоотличаться от других надо отстаивать до конца и не заботясь о последствиях.

Он будет смотреть телевизор, ходить за покупками в соседнийсупермаркет, покупать и читать журналы, время от времени позволять себе кино.Он пользуется репутацией ответственного человека, и потому ему время от временибудут звонить агенты, подыскивающие «сотрудников с опытом работы в индустрии моды»— надо уметь одевать моделей, подбирать аксессуары, сопровождать тех, кто ещене освоился и не знает, как себя вести, предостерегать их от ошибок, объяснять,что делать можно, а чего — ни в коем случае нельзя.

Да, у него тоже есть мечты. Я — единственный, повторяет онсебе. Я счастлив, потому что мне нечего больше ждать от жизни: ему уже сорок,хоть он и выглядит гораздо моложе. Да, он пытался сделать карьеру модельера, ноне нашел пристойной работы, рассорился с теми, кто мог бы оказать содействие,вот и получилось так, что больше ничего от жизни ждать не приходится, хотя онобразован, обладает прекрасным вкусом и железной самодисциплиной. Он уже большене верит, что кто-то взглянет, как он одет, и скажет: «Фантастика! Нам с ваминадо поговорить!» Были у него одно-два предложения работать моделью, но — столет назад, и он отверг их, потому что не вписывались в его «жизненный план»,отверг и не жалеет об этом.

Он сам шьет себе одежду из тканей, что остаются в ателье hautecouture.Здесь, в Каннах он работает еще с двумя людьми, сумевшими вскарабкаться навершину — они, вероятно, неподалеку от девушки, которая сейчас сидит напротив.Девушке этой выпала редкостная удача, а он, сколь бы ни был уверен в том, чтожизнь несправедлива, не должен давать волю зависти или упиваться горечьюразочарований — надо выкладываться полностью, иначе больше не пригласят вассистенты режиссера.

Разумеется, он счастлив, как всякий, кому ничего не надо,кто ничего не желает. Взглянув на часы, он говорит:

— Ну, пойдем. Сейчас — самое время. Как-нибудь в другойраз поговорим.

Расплачивается, просит копию счета — потом, когда Днироскоши и гламура минуют, ему предстоит отчитаться за каждый потраченный цент.За соседними столиками кое-кто делает то же самое. Надо поторапливаться, говоритон, чтобы не смешиваться с толпой, которая сейчас нахлынет. По вестибюлю отеляони доходят до коридора; спутник Габриэлы протягивает два билета, бережнохранимые в кармане: как бы то ни было, важная персона никогда не станетморочить себе голову такими мелочами — на то есть ассистент.

Да, он — ассистент. А она — важная персона и уже проявляетпризнаки того, что сознает это. Очень, очень скоро она поймет, куда попала:этот мир высосет из нее всю энергию, заполнит голову мечтами, сыграет натщеславии, а потом, когда она будет готова на все, — отшвырнет в сторонукак использованную вещь. Так было с ним, и так будет со всеми.

Спускаются по лестнице в маленький холл перед «коридором»;люди движутся медленно, потому что сразу за поворотом стоят фотографы, и значит,есть шанс появиться на страницах какого-нибудь журнала, пусть хоть издаваемогов никому не ведомой стране.

— Я пойду впереди, предупрежу знакомых репортеров. Неспеши — это не красный ковер кинофестиваля. Окликнет кто-нибудь — обернись иулыбнись. В этом случае все остальные тоже начнут снимать тебя, решив, что еслитебя знают по имени, ты — важная персона. Больше двух минут не позируй, помни —это всего лишь преддверие вечеринки, хоть и кажется чем-то совсем иным. Хочешьстать звездой — привыкай вести себя сообразно обстоятельствам.

— А почему я одна?

— Похоже, произошла какая-то накладка. Он давно бы уждолжен быть здесь — профессионал как-никак. Где-то застрял…

«Он» — это Звезда. Андрогин мог бы сказать, что вероятнеевсего подцепил какую-нибудь полоумную поклонницу и провозился с ней в номередольше, чем нужно. Но эти слова были бы как нож острый для его подопечной,которая сейчас, должно быть, уже успела вы мечтать себе красивую романтическуюисторию любви, уповать на которую нет ни малейших оснований.

К чему проявлять лишнюю жестокость или избыток дружескихчувств? Ни к чему. Надо исполнить свои обязанности, и тогда можно будетубраться отсюда. Кроме того, не исключено, что эта девица может не справиться сбурей нахлынувших чувств, и какие уж тогда фотографии…