– Нужно сменить повязку.

Блэквуд следит за тем, как я возвращаю повязку на свое место.

– И так нормально.

– Замена повязки должна осуществляться не реже одного раза в два часа, иначе возрастает риск сепсиса.

Закусываю нижнюю губу. Мысль о смене повязки бьет в самое сердце болевого центра. Но все же понимаю, что он прав. Пока рана свежая, за ней нужен особый уход. Если упустить промывку, может начаться заражение крови, и тогда… я могу попрощаться со своей левой ногой. Соберись, Блум, это твоя нога. Она тебе еще пригодится.

– Где фляжка?

Мгновение, и в мою сторону летит сумка, а вместе с ней и снаряжение. Бинты, растения, фляжка. Аккуратно снимаю с ноги бинт. Он уже успел изрядно потрепаться. Смачиваю кусок накидки, но не спешу приложить его к ране. Может, растению и удалось унять боль, но страх и брезгливость остались. Делаю глубокий вдох, притягиваю ткань и замираю. Ощущения такие, словно мне только что засунули металлический стержень в ногу. Это неприятно. Ужасно неприятно, но все же терпимо. Продолжаю смывать комки крови вперемешку с зеленой кашицей. Под зелено-бордовым слоем виднеется свежее мясо. Я сглатываю. Может, я и не отключаюсь при виде раны, но дышать становится сложнее от каждого движения. Кровь застыла по всему бедру. Сидя это все не смыть. Присаживаюсь на ближайшем камне, отставляю левую ногу. Как больно.

– Вытяни ногу.

С ужасом гляжу, как фляжка переходит в руки Блэквуда. Чтоб он промывал мне рану, да еще и на бедре? Ну нет. Это уже слишком.

– Еще чего!

– Быстрее, иначе истечешь кровью.

Смотрю на рану и вижу еле заметное алое пятно. Кровь пошла. Наверное, из-за того что я встала на ногу. Черт. Сглатываю ком в горле, но все же слушаюсь. Вытягиваю ногу на всю длину, стараюсь не показывать, что при этом мне хочется буквально выть от боли. Он рвет верхний край штанов, раскрывая часть бедра. Затем хватает меня за талию и усаживает на камень выше. Господи… это становится все более неудобным. Он хочет, чтоб я умерла не от боли, а от неловкости? Не успеваю очнуться, как кусок ткани уже скользит по бедру. Когда с промывкой покончено, он быстро измельчает ранозаживляющее растение и прикладывает к ране.

Готовлюсь к новой болевой волне, но ее нет. Оказывается, не так больно, когда это делает тот, кто умеет. Блэквуд опускает меня ниже, чтоб ободранная часть ноги свободно свисала с камня. За все время мы встретились взглядом один раз, поэтому я не могу предположить, что он думает. Но он не морщится, поэтому делаю вывод, что это ему вряд ли особо неприятно. Он это делает на автоматизме. Как доктор. Пока он занят перевязкой, не могу удержаться и снова его разглядываю. В последнее время ловлю себя на том, что все чаще это делаю. Смотрю на него, наблюдаю, изучаю. Подмечаю мелочи, делаю выводы. Хотя какие могут быть выводы, если я о нем почти ничего не знаю. Да и вряд ли когда-либо узнаю. Если он только сам не расскажет. Но он не захочет, ведь так?

Ловлю на себе его взгляд. Что такое? Опускаю глаза и понимаю, что перевязка закончена, а я до сих пор продолжаю на него пялиться. Прекрасно.

– Спасибо, – выпаливаю, когда он поднимается. Решаю изменить тему.

– Сколько мы прошли?

– К вершине меньше полудня пути.

– Это же замечательно! Мы ведь успеваем по времени, правда?

Он бросает взгляд на мое бедро, затем на меня. Все ясно без слов. Конечно. Снова травма и снова моя. Из-за меня мы можем не успеть, а можем и успеть, если я возьму свои силы в кулак. Все зависит от меня.

– Я дойду.

– Ты не можешь идти.

– Я смогу, просто… дай мне пару часов. Хорошо? Растение подействует. Окра уже использовала его на мне.

Его брови сходятся у переносицы. Но мою решительность это не сломит. Я не сдалась, когда умирала одна в лесу. Не сдамся и сейчас, особенно когда мы на полпути домой. Костер горит всю ночь. Даже сквозь сон чувствую его тепло. Открываю глаза, когда серое покрывало нависает над головой. Рассвет. Пора отправляться. Собираю вещи, пока Блэквуд развеивает остатки костра. Растение действует на ура. Даже не думала, что такое возможно! На ногу до сих пор становиться сложно, но теперь каждый шаг не наталкивает на мысль, что было бы проще отрезать ее. Я слегка хромаю, но, несмотря на это, с пути не схожу и только раз останавливаюсь на передышку. Даже если дышать становится невыносимо. Времени и так в обрез. Отдохнем, когда окажемся наверху.

Никогда не думала, что мне выпадет шанс испытать свои силы в скалолазании. Знай я об этом, сходила бы в поход или что-то в этом роде. Подъемы даются с трудом и не столько из-за ноги, сколько из-за нехватки дыхания. Воздух становится все гуще, виски сжимает, уши закладывает. Мои легкие не привыкли к подобным перепадам, но ни это, ни что бы то ни было не остановит меня на пути к цели. Я дойду до границы, вернусь домой и доставлю это чертово лекарство, из-за которого одни беды. Может, тогда моя жизнь снова наладится. Следующие полдня перевязку делаю сама, хотя мне стоит огромных усилий, чтоб не попросить Блэквуда. У него это лучше получается. С каждым часом нога все меньше болит. Это кажется удивительным с учетом того, что я видела на бедре вчера ночью. Я заметила за Блэквудом странную закономерность. Вроде бы ему плевать на мою травму (я ведь его задерживаю), но каждый раз, когда мне предстоит взобраться на выступ, он оборачивается. Боится, чтоб я снова не соскользнула? Не думала, что перевязка разбудит в нем дремлющую человечность. Ладно, Сильвер. Помягче, он тебе все-таки жизнь спас.

– В таком темпе и пяти дней будет мало.

Ну или хотя бы не столкнуть его с ближайшего выступа.

Это так странно. Идти молча, будто нам нет друг до друга дела. Я сосредоточена на своих мыслях, он на своих. Сложно даже предположить, о чем он думает. Предполагаю, основываясь на выражении лица, а у него оно не меняется даже ночью. Будто он и вовсе ничего не чувствует. Просто делает все автоматически, как по заученному с годами сценарию. Внезапно у меня возникает неожиданное желание узнать его поближе. Ведь, по сути, я ничего не знаю о человеке, с которым провела наедине семь дней. Или восемь?

– Ты не говорил, что знаешь толк в целительстве.

Простая фраза – лишь повод завязать разговор, но почему-то Блэквуда это настораживает. Может, потому что я впервые открыла рот за последние пять часов?

– Ты не спрашивала.

– Будто ты бы ответил. Я ведь не сиринити и не имею права с тобой разговаривать.

– Так и есть, но ты все равно не перестаешь задавать вопросы. Почему?

– Хочу узнать тебя получше.

– Потому что кроме меня здесь никого нет?

– Потому что хочу узнать человека, который дважды спасал мою жизнь.

Он мельком оборачивается, но идти не перестает.

– В этом нет нужды.

– Но я хочу знать не ради нужды, а ради любопытства.