За дверью соседнего купе сказали:

– Се n’est rien. Je me suis trompe.[11]

– Хорошо, мсье. – Проводник заторопился к двери, на которойзажглась лампочка.

С облегчением вздохнув, Пуаро лег и, перед тем как потушитьсвет, взглянул на часы. Было без двадцати трех час.

Ему не сразу удалось заснуть. Во-первых, мешало, что поездстоит. Если это станция, то почему на перроне так тихо? В вагоне же, напротив,было довольно шумно. Пуаро слышал, как в соседнем купе возится Рэтчетт:звякнула затычка, в умывальник полилась вода; послышался плеск, и сновазвякнула затычка. По коридору зашаркали шаги – кто-то шел в шлепанцах.

Пуаро лежал без сна, глядя в потолок. Почему на станции тактихо? В горле у него пересохло. Как нарочно, он забыл попросить, чтобы емупринесли минеральной воды. Пуаро снова посмотрел на часы. Четверть второго.Надо позвонить проводнику и попросить минеральной воды. Он потянулся было ккнопке, но его рука на полпути замерла: в окружающей тишине громко зазвенелзвонок. Какой смысл: проводник не может одновременно пойти на два вызова.

Дзинь-дзинь-дзинь – надрывался звонок. Интересно, кудадевался проводник? Звонивший явно нервничал.

Дзинь…

Пассажир уже не снимал пальца со звонка. Наконец появилсяпроводник – его шаги гулко отдавались в пустом коридоре. Он постучал в дверьнеподалеку от купе Пуаро. Послышались голоса: разубеждающий, извиняющийся –проводника и настойчивый и упорный – какой-то женщины. Ну конечно же, миссисХаббард!

Пуаро улыбнулся. Спор – если это был спор – продолжалсядовольно долго. Говорила в основном миссис Хаббард, проводнику лишь изредкаудавалось вставить слово. В конце концов все уладилось. Пуаро явственнорасслышал: «Bonne nuit,[12] мадам», – и шум захлопнувшейся двери. Он нажалкнопку звонка.

Проводник незамедлительно явился. Он совсем запарился – виду него был встревоженный.

– De 1’eau minerale, s’il vous plait.[13]

– Bien,[14] мсье.

Вероятно, заметив усмешку в глазах Пуаро, проводник решилизлить душу:

– La dame americaine…[15]

– Что?

Проводник утер пот со лба:

– Вы не представляете, чего я от нее натерпелся! Заладила,что в ее купе скрывается мужчина, и хоть кол на голове теши. Вы толькоподумайте, мсье, в таком крохотном купе! – Он обвел купе рукой. – Да где ж емутам спрятаться? Спорю с ней, доказываю, что это невозможно, – все без толку.Говорит, она проснулась и увидела у себя в купе мужчину. Да как же, спрашиваю,тогда он мог выйти из купе, да еще дверь за собой задвинуть на засов? И слушатьничего не желает. Как будто у нас и без нее не хватает забот. Заносы…

– Заносы?

– Ну да. Разве вы не заметили? Поезд давно стоит. Мы въехалив полосу заносов. Бог знает сколько мы еще здесь простоим! Я помню, однажды мытак простояли целую неделю.

– Где мы находимся?

– Между Виньковцами и Бродом.

– La, la![16] – сказал Пуаро раздраженно. Проводник ушел ивернулся с минеральной водой.

– Спокойной ночи, мсье.

Пуаро выпил воды и твердо решил уснуть.

Он уже почти заснул, когда его снова разбудили. На этот раз,как ему показалось, снаружи о дверь стукнулось что-то тяжелое.

Пуаро подскочил к двери, выглянул в коридор. Никого. Направопо коридору удалялась женщина в красном кимоно, налево сидел проводник на своейскамеечке и вел какие-то подсчеты на больших листах бумаги. Стояла мертваятишина.

«У меня определенно нервы не в порядке», – решил Пуаро иснова улегся в постель. На этот раз он уснул и проспал до утра.

Когда он проснулся, поезд все еще стоял. Пуаро поднял шторуи посмотрел в окно. Огромные сугробы подступали к самому поезду. Он взглянул начасы – было начало десятого.

Без четверти десять аккуратный, свежий и, как всегда,расфранченный, Пуаро прошел в вагон-ресторан. Тут царило уныние.

Барьеры, разделявшие пассажиров, были окончательно сметены.Общее несчастье объединило их. Громче всех причитала миссис Хаббард:

– Моя дочь меня уверяла, что это самая спокойная дорога.Говорит, сядешь в вагон и выйдешь лишь в Париже. А теперь оказывается, что мыможем бог знает сколько здесь проторчать. А у меня пароход отправляетсяпослезавтра. Интересно, как я на него попаду? Я даже не могу попросить, чтобыаннулировали мой билет. Просто ум за разум заходит, когда подумаешь об этом.

Итальянец сказал, что у него самого неотложные дела вМилане. Огромный американец посочувствовал: «Да, паршивое дело, мэм», – ивыразил надежду, что поезд еще наверстает упущенное время.

– А моя сестра? Ее дети меня встречают, – сказала шведка изаплакала. – Я не могу их предупреждать. Что они будут думать? Будут говорить,с тетей было плохо.

– Сколько мы здесь пробудем? – спросила Мэри Дебенхэм. –Кто-нибудь может мне ответить?

Голос ее звучал нетерпеливо, однако Пуаро заметил, что в немне слышалось той лихорадочной тревоги, как тогда, когда задерживался экспресс«Тавры».

Миссис Хаббард снова затараторила:

– В этом поезде никто ничего не знает. И никто ничего непытается сделать. А чего еще ждать от этих бездельников-иностранцев? У нас хотьстарались бы что-нибудь предпринять.

Арбэтнот обратился к Пуаро и заговорил, старательновыговаривая французские слова на английский манер:

– Vous etes un directeur de la ligne, jecrois, monsieur. Vous pouvez nous dire…[17]

Пуаро, улыбнувшись, поправил его.

– Нет, нет, – сказал он по-английски, – вы ошибаетесь. Выспутали меня с моим другом, мсье Буком.