– Простите.

– Пожалуйста. Ваша ошибка вполне понятна. Я занимаю купе,где прежде ехал он.

Мсье Бука в ресторане не было. Пуаро огляделся, выясняя, ктоеще отсутствует.

Отсутствовали княгиня Драгомирова и венгерская пара, а такжеРэтчетт, его лакей и немка-горничная.

Шведка вытирала слезы.

– Я глупая, – говорила она. – Такая нехорошая плакать. Чтобы ни случилось, все к лучше.

Однако далеко не все разделяли эти подлинно христианскиечувства.

– Все это, конечно, очень мило, – горячился Маккуин, – нонеизвестно, сколько еще нам придется здесь проторчать!

– И где мы, что это за страна, может кто-нибудь мне сказать?– чуть не плача, вопрошала миссис Хаббард.

Когда ей объяснили, что они в Югославии, она сказала:

– Чего еще ожидать от этих балканских государств?

– Вы единственный терпеливый пассажир, мадемуазель, –обратился Пуаро к Мэри Дебенхэм.

Она пожала плечами:

– А что еще остается делать?

– Да вы философ, мадемуазель!

– Для этого нужна отрешенность. А я слишком эгоистична.Просто я научилась не расходовать чувства попусту.

Казалось, она говорит скорее сама с собой, чем с Пуаро. Нанего она и не глядела. Взгляд ее был устремлен за окно, на огромные сугробы.

– У вас сильный характер, мадемуазель, – вкрадчиво сказалПуаро. – Я думаю, из всех присутствующих вы обладаете самым сильным характером.

– Что вы! Я знаю человека, куда более сильного духом, чем я.

– И это…

Она вдруг опомнилась: до нее дошло, что она разговаривает ссовершенно незнакомым человеком, к тому же иностранцем, с которым до этого утране обменялась и десятком фраз. И засмеялась вежливо, но холодно:

– К примеру, хотя бы та старая дама. Вы, наверное, еезаметили. Очень уродливая старуха, но что-то в ней есть притягательное. Стоитей о чем-нибудь попросить – и весь поезд бросается выполнять ее желание.

– Но точно так же бросаются выполнять желания моего другамсье Бука, – сказал Пуаро. – Правда, не потому, что он умеет властвовать, апотому, что он директор этой линии.

Мэри Дебенхэм улыбнулась.

Близился полдень. Несколько человек, и Пуаро в их числе,оказались в ресторане. При такой ситуации хотелось скоротать время в компании.Пуаро услышал немало нового о дочери миссис Хаббард и о привычках нынепокойного мистера Хаббарда, начиная с того момента, когда, встав поутру, этотпочтенный джентльмен ел кашу, и кончая тем, когда он ложился спать, надев носкиработы миссис Хаббард.

Пуаро слушал довольно сбивчивый рассказ шведки о задачахмиссионеров, когда в вагон вошел проводник и остановился у его столика:

– Разрешите обратиться, мсье.

– Слушаю вас.

– Мсье Бук просит засвидетельствовать свое почтение испросить, не будете ли вы столь любезны на несколько минут зайти к нему.

Пуаро встал, принес свои извинения шведке и вышел вслед запроводником.

Это был не их, а другой проводник – высокий, крупныйблондин.

Миновав вагон Пуаро, они пошли в соседний вагон.Постучавшись в купе, проводник пропустил Пуаро вперед. Они оказались не в купемсье Бука, а в купе второго класса, выбранном, по-видимому, из-за его большогоразмера. Однако несмотря на это, оно было битком набито.

В самом углу восседал на скамеечке мсье Бук. В другом углу,возле окна, созерцал сугробы коренастый брюнет. В проходе, мешая пройти Пуаро,стояли рослый мужчина в синей форме (начальник поезда) и проводник спальноговагона Стамбул – Кале.

– Мой дорогой друг, наконец-то! – воскликнул мсье Бук. –Входите, вы нам очень нужны.

Человек у окна подвинулся. Протиснувшись, Пуаро сел напротивсвоего друга. На лице мсье Бука было написано смятение. Несомненно, произошлонечто чрезвычайное.

– Что случилось? – спросил Пуаро.

– И вы еще спрашиваете! Сначала заносы и вынужденная остановка.А теперь еще и это!..

Голос мсье Бука прервался, а у проводника спального вагонавырвался сдавленный вздох.

– Что – и это?

– А то, что в одном из купе лежит мертвый пассажир – егозакололи.

В спокойном голосе мсье Бука сквозило отчаяние.

– Пассажир? Какой пассажир?

– Американец. Его звали… – Он заглянул в лежащие перед нимсписки. – Рэтчетт… Я не ошибаюсь… Рэтчетт?

– Да, мсье, – сглотнул слюну проводник. Пуаро взглянул напроводника – тот был белее мела.

– Разрешите проводнику сесть, – сказал Пуаро, – иначе онупадет в обморок.

Начальник поезда подвинулся; проводник тяжело опустился насиденье и закрыл лицо руками.

– Брр! – Пуаро вздрогнул. – Это не шутки!

– Какие тут шутки! Убийство уже само по себе бедствие первойвеличины. А к тому же, учтите еще, что и обстоятельства его весьма необычны. Мызастряли и можем простоять здесь несколько часов кряду. Да что там часов –дней! И еще одно обстоятельство: почти все страны направляют представителейместной полиции на поезда, проходящие по их территории, а в Югославии этого неделают. Вы понимаете, как все осложняется?

– Еще бы, – сказал Пуаро.

– И это не все. Доктор Константин – извините, я забыл васпредставить: доктор Константин, мсье Пуаро. – Коротышка брюнет и Пуарообменялись поклонами. – Доктор Константин считает, что смерть произошла околочасу ночи.

– В подобных случаях трудно сказать точно, но, по-моему,можно со всей определенностью утверждать, что смерть произошла между полуночьюи двумя часами.

– Когда мистера Рэтчетта в последний раз видели живым? –спросил Пуаро.

– Известно, что без двадцати час он был жив и разговаривал спроводником, – ответил мсье Бук.

– Это верно, – сказал Пуаро, – я сам слышал этот разговор. Иэто последнее, что известно о Рэтчетте?

– Да.

Пуаро повернулся к доктору, и тот продолжал:

– Окно в купе мистера Рэтчетта было распахнуто настежь,очевидно, для того, чтобы у нас создалось впечатление, будто преступникускользнул через него. Но мне кажется, что окно открыли для отвода глаз. Еслибы преступник удрал через окно, на снегу остались бы следы, а их нет.