по пятам. Шел неумолимо прямо, ничем не задерживаясь, с каждой секундой выигрывая расстояние.

Лес быстро заполнялся дымной пеленой. Небо утратило голубой цвет, стало грязно-оранжевым. Солнце смотрело багровым шаром. Приговоренные к смерти деревья в этом жутком освещении казались призраками.

Уже совсем трудно дышать, в глазах красные круги, сердце стучит молотом — готово разорвать грудь. Тупое равнодушие овладело Сергеем. Стало совсем безразлично, догонит их огонь или нет. Смертельно усталое тело требовало только одного — покоя.

— Григорий Ермилыч, больше не могу, — полубессознательно прохрипел он.

— Не останавливайся! — яростно рявкнул Ермилыч.

Но Сергей остановился, зашатался и упал без сознания.

Последнее, что он помнил, — это малиновый язык пламени, где-то близко мелькнувший среди дыма.

— Эх, ты, грех какой, — пробормотал Ермилыч.

Он растерялся только на мгновенье. Потом передал Дмитрию ружье, а сам поднял Сергея и, взвалив вялое и послушное тело на плечи, грузно и быстро зашагал вперед.

А сзади совсем уже близко гудело надвигавшееся пламя. Еще немного — и конец.

Но усталые ноги почувствовали мягкий, влажный мох. Лес поредел, и беглецы вышли на окраину обширного болота.

Дмитрий, не разбирая ничего, повалился на зеленые кочки.

— Ну, пронесло, — широко вздохнул Ермилыч, спуская свою ношу между кочек.

Влажная болотная почва подействовала на Сергея, как холодный оживляющий душ. Он пришел в себя, поднялся и, полубезумно озираясь, спросил:

— Ермилыч, Дима, как же мы? Что такое было?

— Ушли, паренек, ушли, — уже спокойно ответил старик. — Ложно сказать, из самого огня выскочили. Да… А я, признаться, опасался, что живьем сгорим. Беда, что было!

Старик не сказал Сергею, что вынес его на своих плечах. Пусть думает, что сам добрался до болота. Он погрозил Дмитрию пальцем и незаметно показал на Сергея. Дмитрий кивнул головой.

— А пожар? — вновь спросил Сергей, вспоминая, как страшный сон, их безумное бегство.

— Вон, смотри, — показал Ермилыч на лесную опушку.

Нет, это не было сном. Огонь огибал болото, повторяя извилины его очертаний. Это был «низовой» пожар[5]. С непередаваемым гулом, воем и треском быстро подвигалось темно-малиновое пламя, совсем не похожее на привычный и приветливый огонь печи или костра.

Мгновенно, как порох, вспыхивали сухая хвоя и валежник. С треском загораясь, пылали яркими факелами молодые сосны и елки. Но старые деревья стояли непоколебимо — огонь губил только нижние ветви, лизал красными языками их стволы и бежал дальше, оставляя после себя почерневшую дымящуюся землю. Густые облака темного дыма поднимались над лесом.

Ермилыч и ребята оказались в осаде. Сзади — зыбкое болото, спереди и с боков — еще не погасшее пожарище.

— Подождем, видно, — сказал Ермилыч, покряхтывая и усаживаясь на косматую кочку. — Передохнем маленько.

Отдохнуть действительно не мешало. Когда миновала опасность, почувствовали все, до чего устали и обессилили. Даже выносливый и привычный Ермилыч весь размяк.

Долго сидели, перебирая в памяти жуткую картину пожара.

— Сколько лесу погибло, — вздохнул Дмитрий, глядя на пожарище.

Ему, жителю безлесной местности, больно было смотреть на это бессмысленно стихийное уничтожение лесных богатств.

— Это еще что — пустяк, — пренебрежительно махнул рукой Ермилыч. — Какой это пожар! Бывает, по неделями горит, не утихает. Вот ты тогда посчитай-ка, сколько лесу огонек-то изведет. Ну, да ничего — сильна земля-матушка. Годков через двадцать — тридцать и не узнаешь, где горело — все заново обрастет.

— Отчего пожары начинаются? — недоумевал Сергей. — Ведь, сюда, вероятно, ни один человек, кроме нас, не заглядывает.

— Это и без человека можно, — ответил старик. — Иной раз от молнии загорится, а то бывает, что качается от ветру дерево, трется сучок о сучок, сухара об сухару — нагреется да и вспыхнет. А там уж и пойдет чесать. Ну, только и человек порой здесь не без греха. Иной раз наш брат-охотник уйдет со стану, а костерок не погасит, а то и цыгарку с огоньком бросит. Думает — ничего, а оно, гляди, и распылалось.

К беспорядочному шуму уходившего пламени присоединился новый звук — могучий гул близкой грозы. Из-за леса навстречу пожару выплывала темно-лиловая туча. Зигзаги голубых молний прорезывали тяжелые громады облаков. Подавляющими раскатами беспрерывно рокотал гром.

— Ну, вот и конец пожару, — показал Ермилыч на тучу.

Он тщательно осмотрел патронташ, заткнул пучком травы стволы своей централки, достал из кармана спички и переложил их в безопасное место — под непромокаемую оленью шапку.

— Зальет нас, — затревожился Дмитрий. — Может быть, лучше в лесу укрыться?

— Сиди, сиди, — удержал его старик. — Какой тут лес! Теперь, брат, такая кутерьма пойдет — беда! Задавит! А здесь хоть и вымокнем, да целы останемся.

Скоро убедились, как прав был Ермилыч.

Туча дохнула невероятной силы вихрем. Со свистом и воем пронесся он по краю болота, смахнул Ермилыча и ребят на землю, как сухие листья, и яростно врезался в гущу леса.

Под его напором, как спички, ломались молодые ели и сосны, с корнями вырывались столетние деревья. Начался такой треск и грохот, что в нем утонули даже могучие голоса грозы, и ослепительные молнии, казалось, полыхали беззвучно. Ребята сидели оглушенные и совершенно подавленные.

Туча заволокла все небо, и яркий день превратился в угрюмые сумерки. В лесу, неясным силуэтом выделявшемся на фоне темных облаков, мрачно алел огонь пожара. Наступила тишина. Природа, казалось, замерла в ожидании нового шквала.

И вот раздался громовой удар — такой близкий, такой оглушающе мощный, что вздрогнули не только сжавшиеся в кучу трое людей, — вздрогнула даже земля. А потрясающий звук ушел дальше и раскатился бесконечным эхом.

Раздался второй удар, и хлынул ливень. Это был даже не дождь, а целые потоки воды, тяжелые, прибивавшие к земле траву, кустарник и людей. Сильный ветер ломал водяные струи, они хлестали отовсюду — сверху, спереди, с боков и сзади. Не было никакой возможности укрыться от них, оставалось одно — сидеть, сжавшись в комок, уткнувши лицо в колени.

Ливень быстро погасил лесной пожар.

В болотную низину со всех сторон стекала вода, и болото превращалось в озеро.

А небо разражалось беспрерывными молниями и громовыми раскатами. Вот одна из молний — длинный, волнистый и ослепляющий пучок голубых огней — сверкнула совсем близко и ударила в старую раскидистую сосну. Дерево разом вспыхнуло, разлетелось блестящим фейерверком осколков и тотчас же погасло.

Гроза бесновалась около часа. Потом громовые раскаты стали реже, дождь слабее, порывы ветра тише. На западе показался голубой просвет, быстро расширился, и скоро ярко засияло солнце. Туча ушла на восток, сопровождаемая радугой.

— Ну, что, ребятки, живы-таки остались? — шутил Ермилыч, выжимая мокрую до последней нитки одежду.

— Живы, — бодро отозвались ребята.

— Ну то-то и есть! То ли еще бывает! Эх, всяко бывало, да проходило.

Ливень освежил всех, промыл полученные во