– Что значит это собранье? Чего хотите, панове? – сказалкошевой. Брань и крики не дали ему говорить.

– Клади палицу! Клади, чертов сын, сей же час палицу! Нехотим тебя больше! – кричали из толпы козаки.

Некоторые из трезвых куреней хотели, как казалось,противиться; но курени, и пьяные и трезвые, пошли на кулаки. Крик и шумсделались общими.

Кошевой хотел было говорить, но, зная, что разъярившаяся,своевольная толпа может за это прибить его насмерть, что всегда почти бывает вподобных случаях, поклонился очень низко, положил палицу и скрылся в толпе.

– Прикажете, панове, и нам положить знаки достоинства? –сказали судья, писарь и есаул и готовились тут же положить чернильницу,войсковую печать и жезл.

– Нет, вы оставайтесь! – закричали из толпы, – нам нужнобыло только прогнать кошевого, потому что он баба, а нам нужно человека вкошевые.

– Кого же выберете теперь в кошевые? – сказали старшины.

– Кукубенка выбрать! – кричала часть.

– Не хотим Кукубенка! – кричала другая. – Рано ему, ещемолоко на губах не обсохло!

– Шило пусть будет атаманом! – кричали одни. – Шила посадитьв кошевые!

– В спину тебе шило! – кричала с бранью толпа. – Что он закозак, когда проворовался, собачий сын, как татарин? К черту в мешок пьяницуШила!

– Бородатого, Бородатого посадим в кошевые!

– Не хотим Бородатого! К нечистой матери Бородатого!

– Кричите Кирдягу! – шепнул Тарас Бульба некоторым.

– Кирдягу! Кирдягу! – кричала толпа. – Бородатого!Бородатого! Кирдягу! Кирдягу! Шила! К черту с Шилом! Кирдягу!

Все кандидаты, услышавши произнесенными свои имена, тотчасже вышли из толпы, чтобы не подать никакого повода думать, будто бы онипомогали личным участьем своим в избрании.

– Кирдягу! Кирдягу! – раздавалось сильнее прочих. –Бородатого!

Дело принялись доказывать кулаками, и Кирдягавосторжествовал.

– Ступайте за Кирдягою! – закричали.

Человек десяток козаков отделилось тут же из толпы;некоторые из них едва держались на ногах – до такой степени успели нагрузиться,– и отправились прямо к Кирдяге, объявить ему о его избрании.

Кирдяга, хотя престарелый, но умный козак, давно уже сидел всвоем курене и как будто бы не ведал ни о чем происходившем.

– Что, панове, что вам нужно? – спросил он.

– Иди, тебя выбрали в кошевые!..

– Помилосердствуйте, панове! – сказал Кирдяга. – Где мнебыть достойну такой чести! Где мне быть кошевым! Да у меня и разума не хватит котправленью такой должности. Будто уже никого лучшего не нашлось в целомвойске?

– Ступай же, говорят тебе! – кричали запорожцы. Двое из нихсхватили его под руки, и как он ни упирался ногами, но был наконец притащен на площадь,сопровождаемый бранью, подталкиваньем сзади кулаками, пинками и увещаньями. –Не пяться же, чертов сын! Принимай же честь, собака, когда тебе дают ее!

Таким образом введен был Кирдяга в козачий круг.

– Что, панове? – провозгласили во весь народ приведшие его.– Согласны ли вы, чтобы сей козак был у нас кошевым?

– Все согласны! – закричала толпа, и от крику долго гремеловсе поле.

Один из старшин взял палицу и поднес ее новоизбранномукошевому. Кирдяга, по обычаю, тотчас же отказался. Старшина поднес в другойраз. Кирдяга отказался и в другой раз и потом уже, за третьим разом, взялпалицу. Ободрительный крик раздался по всей толпе, и вновь далеко загудело откозацкого крика все поле. Тогда выступило из средины народа четверо самыхстарых, седоусых и седочупринных козаков (слишком старых не было на Сечи, ибоникто из запорожцев не умирал своею смертью) и, взявши каждый в руки земли,которая на ту пору от бывшего дождя растворилась в грязь, положили ее ему наголову. Стекла с головы его мокрая земля, потекла по усам и по щекам и все лицозамазала ему грязью. Но Кирдяга стоял не сдвинувшись и благодарил козаков заоказанную честь.

Таким образом кончилось шумное избрание, которому,неизвестно, были ли так рады другие, как рад был Бульба: этим он отомстилпрежнему кошевому; к тому же и Кирдяга был старый его товарищ и бывал с ним водних и тех же сухопутных и морских походах, деля суровости и труды боевойжизни. Толпа разбрелась тут же праздновать избранье, и поднялась гульня, какойеще не видывали дотоле Остап и Андрий. Винные шинки были разбиты; мед, горелкаи пиво забирались просто, без денег; шинкари были уже рады и тому, что самиостались целы. Вся ночь прошла в криках и песнях, славивших подвиги. Ивзошедший месяц долго еще видел толпы музыкантов, проходивших по улицам сбандурами, турбанами, круглыми балалайками, и церковных песельников, которыхдержали на Сечи для пенья в церкви и для восхваленья запорожских дел. Наконецхмель и утомленье стали одолевать крепкие головы. И видно было, как то там, тов другом месте падал на землю козак. Как товарищ, обнявши товарища,расчувствовавшись и даже заплакавши, валился вместе с ним. Там гурьбоюулегалась целая куча; там выбирал иной, как бы получше ему улечься, и лег прямона деревянную колоду. Последний, который был покрепче, еще выводил какие-тобессвязные речи; наконец и того подкосила хмельная сила, и тот повалился – изаснула вся Сечь.

А на другой день Тарас Бульба уже совещался с новым кошевым,как поднять запорожцев на какое-нибудь дело. Кошевой был умный и хитрый козак,знал вдоль и поперек запорожцев и сначала сказал: «Не можно клятвы преступить,никак не можно». А потом, помолчавши, прибавил: «Ничего, можно; клятвы мы непреступим, а так кое-что придумаем. Пусть только соберется народ, да не точтобы по моему приказу, а просто своею охотою. Вы уж знаете, как это сделать. Амы с старшинами тотчас и прибежим на площадь, будто бы ничего не знаем».

Не прошло часу после их разговора, как уже грянули влитавры. Нашлись вдруг и хмельные и неразумные козаки. Миллион козацких шапоквысыпал вдруг на площадь. Поднялся говор: «Кто?.. Зачем?.. Из-за какого делапробили сбор?» Никто не отвечал. Наконец в том и в другом углу сталораздаваться: «Вот пропадает даром козацкая сила: нет войны!.. Вот старшинызабайбачились наповал, позаплыли жиром очи!.. Нет, видно, правды на свете!»Другие козаки слушали сначала, а потом и сами стали говорить: «А и вправду нетникакой правды на свете!» Старшины казались изумленными от таких речей. Наконецкошевой вышел вперед и сказал:

– Позвольте, панове запорожцы, речь держать!

– Держи!