Эссиорх же с Корнелием замешкались, словномолодые и сильные лоси, которые не очень-то верят, что их может сшибитьхиленький стовагонный товарняк. И, как оказалось, напрасно.

Прасковью окутало пульсирующее темное облако.Она что-то беззвучно крикнула, исказившись лицом. По всей немаленькой площадиточно громадной метлой провели, сметая все живое и неживое, что на ней было, кцентру. Вихрь, которому невозможно было противостоять, пронесся на высоте метраот земли. Не пострадал лишь тот, кто догадался броситься на землю, как Улита.

Эссиорха с Корнелием сшибло и, вертя,зашвырнуло в кучу, где уже было с полсотни темных стражей, с десяток светлых ивалькирия Бэтла, у которой в одной руке было копье, а в другой палка копченойколбасы. Сложно сказать, зачем Бэтла вообще ее извлекла. Возможно, на нервнойпочве, а может, в качестве дополнительного оружия.

Остальные же валькирии сумели как-тоудержаться, прибегнув к способу Улиты.

Мгновение – и все затихло. С торжествомобозрев поле боя, которое, вне всякого сомнения, осталось за ней, Прасковьяспрыгнула с кресла и за ухо подняла с земли присевшего Ромасюсика.

– Дуэль была честной! Гопзий первымнарушил правила. Валькирии имели право сделать то, что сделали! Своим именем иименем Лигула приказываю всем темным отбыть в Тартар! Новые распоряженияполучите от Лигула на месте! – молодым петушком звонко крикнул Ромасюсик.

Ему наконец удалось передать приказ хозяйки,за который он уже был награжден пинками.

Первым команде Прасковьи подчинилсябыстроглазенький, сообразивший, что приказ повелительницы мрака (да еще судобной ссылочкой на Лигула) – прекрасный повод слинять, забыв вернуть эйдосы,врученные ему для пари.

Остальные темные стражи тоже не заставили себяждать и с воплями стали телепортировать, горя желанием догнатьбыстроглазенького и намекнуть ему, что он поступает непорядочно. Некоторые длябольшей убедительности даже извлекли из ножен мечи.

Спустя минуту площадка опустела. Все темныесгинули. Исчезла и Прасковья с Ромасюсиком. Напоследок Прасковья подошла кМефу, и, коснувшись его руки, огненно глянула ему в лицо своими раскосыми,широко расставленными глазами.

– Я рада, что выиграл ты. Гопзий уженачал мне надоедать! До скорой встречи, отважный завоеватель! – сказалРомасюсик.

Озвучено это было таким вялым и тусклымголосом, что Меф не усомнился: сам Ромасюсик желал бы встретить его лишь водном месте: в гробу в белых тапочках.

Напоследок, уже исчезая, шоколадный юношауспел еще вякнуть что-то марципановно-ехидное и показать язык цвета несвежейпастилы, надолго забытой в пакете.

На площадке остались только светлые, валькириии Арей с Улитой.

– Я доволен. По-моему, получилосьинтересно, – оценил Корнелий.

Он не вставал с земли и сидел, скрестив ногипо-турецки.

– Можно спросить, что именно тебязаинтересовало? – с досадой спросил Эссиорх.

Он ушиб колено и теперь задумчиво сгибал иразгибал ногу, проверяя, насколько работоспособна вся эта конструкция.

– Ну как? Когда взрывается бомба,взрывная волна раскидывает всех в сторону, противоположную центру взрыва. Так?А когда выходит из себя Прасковья, все происходит строго наоборот. Всехсгребает в одну кучу. Эффект пылесоса, я бы сказал. Это потому, что мрак –пустота, да?

Корнелий задумался, пальцами бережно сняв сязыка песчинку.

– Я вот что думаю: может, рискнуть взятьу нее телефончик? Ну не сейчас, а вообще когда-нибудь? – продолжал он.

Эссиорх посмотрел на него через плечо и сразуотвернулся.

– У тебя все в роду были нормальные? –спросил он.

– Это такой вежливый наезд на моего дядю?Хорошо, я спрошу у него в письме, если это тебя так волнует, – невинноудивился Корнелий.

К Мефу, успевшему уже поняться, подошел Арей.То, что вокруг были одни златокрылые, смущало его мало. Светлые никогда ненападают без предупреждения или со спины. В этом их слабость и одновременно –истинная и бессмертная сила.

– Ты все же жив, синьор помидор! Ну-ну…Признаться, я доволен, – сказал он, ухмыляясь.

– И что вы думаете? Как ясражался? – спросил Меф.

Он уже слегка отдышался и теперь горелжеланием услышать хоть какую-то похвалу.

– Тебе как: врать или не врать? –уточнил Арей.

Мефу поневоле пришлось выбрать второе, хотясамолюбие и склонялось больше к первому.

– Как старая бабулька, которая размахиваетгазетой, пытаясь подшибить на лету муху! Большего позорища я давно не видел.Хотя Гопзий, если разобраться, дрался еще позорнее. У вас был не бой, аразборка двух подвыпивших инвалидов в подземном переходе!

Меф улыбнулся. Что ни говори, а образы Арейсоздавать умеет. Ему и самому теперь казалось, что дрался он плохо. Конечно,зуб зубом, но если бы не помощь валькирий, финал был бы очевиден.

– В общем, если хочешь не растерять токопеечное дарование, которое, возможно, у тебя имеется, приходи. Будемпрорабатывать детали. Защита и атака должны следовать одним слитным движением,а не двумя отдельными конвульсиями в стиле «ой, мама, горячий утюг!». Понял? Необиделся?

– Не обиделся, – сказал Меф.

Взгляд Арея потеплел примерно на двестотысячных градуса. Это максимум, чего можно ожидать от того, кто служитмраку.

– Счастливо! И ты не скучай, светлая! И,умоляю, не смотри на меня, как овечка на серого волка! У меня от этого изжога!

Арей небрежно кивнул в пространство междуДафной и Мефом и, требовательно оглянувшись на Улиту, исчез. Несколькомгновений спустя исчезла и его секретарша.

И только тогда тесный строй златокрылых,прикрывавший четырехугольник у турников и горки, раздвинулся. В этом монолитномдвижении Меф уловил некое невысказанное доверие и одобрение. Он был еще несвой, но уже в чем-то немного свой.

– Давай попробуем еще раз! – сказалаДаф.

Она прошла между златокрылыми, короткооглянулась на Мефа и трепетно, даже словно нерешительно, поставила ногу, какпоказалось Буслаеву, на пустоту.

Затем сделала шаг и оказалась на высотепримерно полуметра от земли. Сделала еще шаг и поднялась выше. Мефу чудилось,что она висит в воздухе, хотя по тому, как Даф поднимала колено, очевидно было,что она поднимается по лестнице.