Ромасюсик скромно порозовел.

– Ну как тебе сказать…

– Да так и скажи, как есть!

– Куртяшку. Но не эту, что на нем. У негодругая есть, с подшитыми пластинками брони! – сказал он.

– Приятно видеть человека, который привсяком раскладе чего-нибудь да выиграет! – похвалил Меф.

Ромасюсик довольно хрюкнул. Болтливостьвступила в нем в схватку с осторожностью и уложила ее дружеским ударом ломамежду голубых глаз.

– Даже больше, чем ты думаешь! Видишьтого быстроглазенького? – шепнул он.

Меф попытался увидеть. Быстроглазенький тотчасзастенчиво отвернулся и стал почти прозрачным.

– Он принимает ставки. Если поставить натебя один эйдос, можно выиграть пять. Все уверены, что тебя ухлопают… У менясамого эйдосов нет, но я попросил у Прашечки!

– А вот и он, дядя Вася-почтальон! –внезапно услышал Меф голос Улиты.

Он повернулся и в толпе расступившихся стражейувидел Гопзия. Стремительный, радостный и легкий, красавчик летел к нему, едвакасаясь земли.

– Не то чтобы совсем эльф… Те, когдабегут по траве, даже травинка не пригнется. Скажем так: эльф, страдающийревматизмом, – вполголоса произнесла Улита.

Все же заметно было, что она впечатлена.

Приблизившись, Гопзий Руриус немедленнопротянул Мефу руку. Буслаев спрятал ладонь за спину. Нимало не смутившись,Гопзий одарил его улыбкой – такой блестящей, широкой и ровной, что сердцелюбого зубодробилкина сжалось бы от невозможности что-либо заработать.

– За что такая немилость? – спросилон.

– За все, – буркнул Меф.

– Боишься, что у меня между пальцамиотравленный шип?

– Спасибо. Теперь хоть буду знать, чегобояться, – сказал Меф, с удовольствием отмечая, как лицо Гопзияпередернулось от «спасибо». К сожалению, не так сильно, как хотелось бы.

– Поверь, это не так! Я бы перестал себяуважать после этого! – Голос Гопзия звучал совершенно искренне, а в глазахтак и плескала симпатия. Казалось, сейчас он заключит Мефа в объятия и навекизаймет вакансию лучшего его друга. – Понятно, что бой есть бой, но пока онне начался – я могу сказать тебе правду. Я всегда с интересом наблюдал затобой. Я ценю независимых людей, которые стойко сопротивляются нашей темной пропагандеи умеют сказать «нет».

Меф промолчал, отказываясь глотать комплимент,который заботливо проталкивали ему в горло, точно спятивший повар поварешку ссупом. Мрак, пытающийся осуждать мрак, не вызывает доверия.

– ???

– Ну-ну, не злись! Я абсолютно откровенноговорю тебе, что ты мне симпатичен. Гораздо симпатичнее всех этих перекошенныхрож, которых хватает у нас в Тартаре. Разве ты не знал, что большинство друзейменяется раз в пять лет? Лишь треть остается навсегда. За эти годы у меняпроизошла полная смена дружеского караула. Прежние друзья куда-то выветрились,вместо них же пришли новые то ли приятели, то ли жалельщики, то ли простомимоскользящие знакомые, – продолжал Гопзий.

Говорил он, казалось, вполне искренно. Взглядбыл ясным, без малейшей затаенности. Буслаев, заранее настроивший себя нажесткий, без компромиссов бой, испытал недоумение. И лишь взглянув на строгое,точно что-то подсказывающее лицо Даф, все понял.

Долгие недели тренировок он вскармливал в себенепримиримость к Гопзию и решимость биться с ним до конца. Тот же теперьразмывал эту непримиримость, как невысохшую акварель, спеша поселить в Мефесомнение.

Несимпатичный, грубый человек атакует зубами,кулаками и копытами. Это мерзко, но где-то простительно. А вот если симпатичныйи умный человек использует во вред свою симпатию и атакует ею, он в сто разгаже, противнее и лукавее.

«Не верить ему! – сказал себе Меф. –Как бы он ни притворялся и ни кривлялся! Стражам мрака верить нельзя! И щадитьих нельзя!»

– Так что, будем драться? Или возьмемсяпод ручку и пойдем в парк покупать шарики? – спросил он сухо.

Гопзий ухмыльнулся.

– Ценю трезвую школу моего друга Арея!Все его птенчики стригут под одну гребенку: вначале убей, а потомразговаривай! – насмешливо сказал он.

Услышав свое имя, Арей, хмуро стоявший встороне, поднял голову.

– Не нарывайся! Или, когда прикончишьмальчишку, получишь вызов от меня! – предупредил он сквозь зубы.

Гопзий оскорбленно выпятил грудь,демонстрируя, что готов принять хоть дюжину вызовов, однако почему-топромолчал.

Постепенно вокруг них сгрудились темныестражи. Одни требовали немедленно начинать. Другие заявляли, что надо дождатьсяЛигула. Он, конечно, не обещал быть, скорее даже обещал не быть, но все равноне подождать его хотя бы немного будет неуважительно.

Первой не выдержала Улита, не принадлежавшаяни к какой партии, кроме партии голодного желудка.

– Давайте уж или начинать или неначинать! Когда мои бутерброды закончатся, я примусь есть поедом самыхзаторможенных! – сказала она с раздражением.

Светлые от участия в споре воздерживались. Ихбольше беспокоило, чтобы никто из темных не приблизился к охраняемому кругу.Валькирии служили чем-то вроде буфера между силами Эдема и Тартара, не допускаяих прямого столкновения.

Особенно усердствовали Таамаг и Радулга, вовсяком возможном конфликте ухитрявшиеся обрести свою экологическую нишу.

– С такими мирными посредниками и войныникакой не надо! Сами всех поубивают, – заметил Арей.

– Ну что? Начинаем? – спросилГопзий.

Спросил мягко, будто даже застенчиво, точночеловек, пришедший для неприятного, но все же необходимого дела.

Меф, почти уже сказавший «да» и даже ощутившийэто «да» во рту коротким, отлетевшим от него звуком, обернулся. Ему показалось,что его что-то кольнуло.

На том же помосте, что и Прасковья, только нанижней его ступеньке скромно притулилась маленькая старушка с красным носиком.На коленях у нее лежала зачехленная коса. Рядом валялся тощий рюкзачок.

Вид у Аиды Плаховны был скучающий. На Мефа онапосмотрела подчеркнуто тусклым взглядом, точно передавая ему мысль, что она наслужбе. Надо будет забрать – заберет. Уж не взыщи, голубчик! Ничего личного,сугубо рабочий момент.