М – это Максим. А – Алла. Вот основные фигуранты уравнения «Яны». Человеческие жизни, значимые для нее не больше, чем переменные математической теоремы.

Слайды мелькали калейдоскопом, и гениальный ум «Яны» наверняка видел в них все: все, что она прогнозировала для К1 и К2. Ревность, за которую отвечал М (Максим), непреодолимое препятствие, что исполнила невеста А (лже-Алла).

Неужели в этом уравнении был описан маршрут, которым журавль К2 прилетел к журавлю К1? Костя жаловался, что ученым ничего не известно про ориентацию птиц в пространстве, а вот «Яне» было известно местонахождение в пространстве душ.

Кажется, я начинала понимать аллегорию золотых колец, что носили все мы – я, Костя, Макс и подставная Алла. Мы были игреками с иксиками, помеченные маяками, но кем была все это время Яна?

Господи! Вот почему Максим и подставная Алла были так ошарашены, увидев меня в Оймяконе! Они не верили, что «Яна» окажется права, что даже мой приезд на другой конец света превратится в математический плюс.

Несмотря на невесту, несмотря на ухаживания Максима (вот же засранец, я никогда не была ему нужна по-настоящему!), мы с Костей искали ответы, пока все это время нас «решала» «Яна».

И калейдоскоп картинок рухнул на меня алой звездой МГУ, протыкая сознание академическим шпилем.

Слуховые аппараты лже-Аллы – это были микрофоны, куда «Яна» нашептывала своей подмене правильные ответы и нужные слова, чтобы та казалась гениальной.

Максим, который удостоил меня перед побегом фразочкой: «Не верь ей». И его бесконечные придирки к сестре. Ведь она была всего лишь актрисой, а все это время его настоящая родня под псевдонимом Яны суфлировала каждому в поместье, что им делать.

Сколько раз я видела, как Воронцова шепчет дочке в ухо о своей любви, но слова ее предназначались той, что пряталась по другую сторону динамика. Вот почему эта актриска… эта Алла шептала мне на свадьбе «прости».

И даже хорек… Воронцова рассказывала, что ее дочь спасла хорька, и Геката только к Яне всегда ластилась. Спрыгивала с рук лже-Аллы. Она всегда выбирала свою истинную хозяйку.

В этой партии лишь мы с Костей – объекты К1 и К2 – не знали, кто и какую игру с нами ведет… не знали, что бьемся о скобки на ровной строчке формулы, пока «Яна» тасует нас, смешивает, разбавляет, концентрирует или вычитает.

А как же уравнение на двери? Оно настоящее? Действительно ли внутри него зашифрована смерть и правда ли, что его создательница не знает чья?

«Яна» выступала больше часа. Я слышала и видела описания событий, произошедших со мной, словно не я проживала их весь прошлый месяц, а эта необычная девушка – гениальный манипулятор – спрогнозировала мою жизнь, записав меня на листочек в клеточку.

Самая нормальная в доме Воронцовых. Так, кажется, я говорила о ней. Что можно хотеть от моего навигатора нормальности с моим-то геномом? Я всегда решу, что самый главный псих – эталон нормальности.

Эпическое превосходство «Яны» над всем живым. Над людьми, над нами, над всеми, кто попадался в поле ее зрения. Всего лишь игра, как детские классики. Всего лишь эксперимент. Всего лишь цифры с буквами, описывающими каждый мой будущий шаг.

– Вопросы. Коллеги, прошу, переходим к вопросам, – обернулся к присутствующим Лев Яковлевич после продолжительных аплодисментов в адрес «Яны». – Браво, Алла Сергеевна, браво!

– Вопрос, – вскинула я руку.

Я задам его здесь и сейчас. Или буду умирать на этой лавке, как использованный объект уравнения, или продолжу бороться, перечеркивая знак ее чертова равенства.

– Кто? Кто там? Это вы, Аделаида Реневна? – уставился он на Сорбонну.

Пришлось подняться, чтобы он увидел меня. Чувствуя, что должна рассмотреть «Яну» (я все еще не могла переключиться и назвать ее другим именем), я подошла к освещенной золотым прожектором сцене.

– Но вы не член аттестационной комиссии, – покосился на меня Лев Яковлевич, – вернитесь на место.

– Задавай, – игнорируя профессора, опустилась на корточки «Яна», сравнявшись теперь со мной ростом, – ответ тебе жизненно необходим.

Воронцова выглядела приветливой и улыбчивой. Самоуверенная юная ученая. Ее губы накрашены яркой помадой алого цвета. Ожидая от меня хоть каких-то реплик, она достала из кармана тюбик и подкрасила им окантовку.

Взяв бутылку с водой со столика профессора, я выпила половину залпом, пробуя отклеить щеки от нёба. Закончив, я заговорила:

– Твой эксперимент, или шутка, или научный пранк – плевать, – но это правда. Ты, наверное, на самом деле чертовски гениальная. Я прошу, – зашептала я, чтобы слышала только «Яна», – отпусти Костю. Он тебе больше не нужен.

– Ты не задала вопрос, – ровным тоном ответила «Яна».

Она была так близко, что я боролась с дилеммой: умолять и лицемерить ради спасения Кости или выдернуть все ее кудрявые патлы?

– Что сделать, чтобы ты отпустила его?

– Вот теперь это вопрос, – довольно кивнула «Яна».

Она встала на ноги, цокая на каблуках в центр сцены.

– Пропал объект К1, – рассмеялась она, и зал поддержал, думая, что все это шутка, все это часть защиты такого небанального научного проекта, как «прогнозирование поведенческого управляемого аспекта» – поступков любого человека, чьи действия возможно просчитать и записать. – Что нужно, чтобы отыскать его? – заводила она зал. – Ну же! Ваши версии! Давайте поможем влюбленным обрести друг друга!

– Нужно уравнение! – выкрикнул кто-то из темноты.

– Нобелевка ваша! – веселилась «Яна». – Нужно уравнение. И оно есть. Оно есть у вас у всех, ведь предпоследнее уравнение в ваших раздаточных материалах описывает появление в зале объекта К2.

Присутствующие зашуршали папками, проверяя истинность ее слов, обстреливая меня любопытными взглядами, ведь я та самая К1, кто только что подтвердил достоверность изобретенной Воронцовой науки.

– Поделитесь знаниями, коллеги. Поделитесь ими с Кирой Журавлевой! В конце концов, без нее моя защита не состоялась бы.

– Вот, держите, Кира, – вырвал листок из презентационных материалов Лев Яковлевич. – Наука перед вами в долгу. Благодарим за содействие!

Похоже, долг науки передо мной равнялся оторванному куску мятой бумаги… говорю же, в анале…

– Решишь уравнение, К2, и найдешь своего К1, – подмигнула «Яна».

– А ты решила свое? Ты поняла, кто умрет на карте с твоей двери? – огрызнулась я.

Если бы я не смотрела в глаза Яне так часто, если бы не провела с ней бок о бок бесконечное количество часов, я не заметила бы неуловимого шевеления верхних век – такого легкого, что сравнимо с упавшей на перья снегиря снежинкой.

Но я заметила.

Слишком много психов было вокруг, и среди них я уже чувствовала себя рыбой в воде – аквариумной рыбкой.

– Ты не знаешь, кто умрет. Ты не