Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 20
Пара на пару
Стоило выйти на ступеньки церкви, порывы октябрьского ветра сорвали с головы мою огромную вязаную шапку. Если б не пришлось за ней гнаться, ноги бы так и вросли в цемент и бетон, превращаясь в камень, наливаясь свинцом.
Моя мама ходит в церковь.
Она молится за усопших.
У нее в руке две свечки.
Чтобы избежать ступора вперемешку с панической атакой под присыпкой маниакально-депрессивного синдрома, я начала решать задачу поступательно. Первое, что нужно сделать, – подобрать шапку.
Обежав машину, подняла ее с асфальта, отряхнула от жухлых листьев и первой слякоти, водрузив обратно на голову.
Второе – позвонить папе. Шли длинные гудки, но абонент все-таки ответил, что с моей телефонной трубкой происходило нечасто в последнее время:
– Алло.
– Пап, я около храма. Там внутри мама.
– Где вы?
– Улица Щербакова, тринадцать. Ты приедешь?
– Что с мамой? Ты с ней рядом?
– Нет… – Пауза. – Мама сидит на полу, – снова пауза, – с двумя свечками в руке. Ты мне скажешь? Скажешь, кто усоп? За чьи души она молится?
– Кира, оставайся там. Я еду. Где ключи… куда я ключи дел… Ты меня слышишь? Никуда не уходи!
По моим щекам текли спокойные слезы. Пока мы говорили, я шла. Просто шла.
Я не могла оставаться. Чувствовала, что погружаюсь в преисподнюю лжи и тайн, что не осталось для меня исповедальной истины и правды – ни в типовой двушке, ни в атмосферном поместье. Родители, парни, подруги… я сама – что из всего этого настоящее?
Если Алла – стопятидесятилетний кактус Пуйя под медным куполом оранжереи, то я – герань на дне эмалированного материнского ведра.
– Пап…
– Ты плачешь? Кирочка, не плачь. Я еду. Только не клади трубку.
– Не называй меня «Кирочка», не называй, пожалуйста! Ненавижу так…
– Кира, все будет хорошо. Остановись и никуда не уходи от храма.
– Я не могу.
– Можешь. Говори со мной. Найди лавочку, если не можешь стоять. Сядь и говори со мной.
– Нет времени. У него нет этого времени, пока я тут буду сидеть! – закричала я. – Что она с ним сделает? Что? Какие пытки придумает?! Куда она его дела?
– О ком ты? У кого нет времени?
– У объектов, папа. У объектов, которых она превратила в уравнение. Она знает все, – перешла я на шепот, – Алла знает все. Все, что я сделаю. Все, что скажу! Куда полечу журавлем! Может быть, она здесь, – начала я озираться по сторонам. – Или нет! У нее же призраки. Серые призраки! Наверняка она украла их и видит нас прямо сейчас!
– Кира. Мы… мы поговорим. Клянусь, мы поговорим, и все решится. Я еду. Расскажи мне про призраков. Чьи они? Кого ты видишь?
Я уловила нотки его особенного тона «светской беседы», что он вел с мамой, когда ей по телефону еноты звонят.
– Ты думаешь, я свихнулась, как мама?
– Нет, конечно. Ты не свихнулась. Я делал все, что мог, чтобы ты…
– Чтобы я не узнала правду.
– Чтобы ты не сошла с ума, как твоя мать. Я пробую защитить тебя!
– Я свихнусь от этого… Свихнусь от молчания и лжи. Пора…
– Нет, Кира, не вешай трубку!
Но я сбросила звонок, читая сквозь пелену слез сообщение от Антона.
«Даров! В уравнении Аллы, там столько всего намешано. Я не все понял, но похоже на смесь растительного атропина белладонны и галлюциногенов. К5С(2),2А∞G3, этот кусок – это формула цветка. Называется «Борец». Все части растения содержат аконитин. Борец еще «ведьминым цветком» называют. Или матерью-королевой ядов. Он вырос на месте гибели бога Тора, победившего ядовитого змея и отравившегося от его укусов. На Руси против свадебных наговоров применяли. В мифах борец – атрибут богини Гекаты. Геката властвует над духами и чудищами. Она посылает ночные кошмары из подземного царства».
– Геката, – повторила я, – имя ее хорька… Алка, даже здесь ты оставила подсказку…
Она назвала хорька именем богини из преисподней. Разве можно быть Аллой еще больше?
Я читала дальше:
«Аконитин ядовит. Он вызывает поражение головного мозга. От него или кома наступит, или галлюцинации, или амнезия, или сердечный приступ, помешательство. Да что угодно! Это же только один компонент, а намешано их там штук пять. В природе знаешь сколько ядов? В России больше четырехсот видов смертельно ядовитых растений. В этой штуке намешано несколько. И что-то нерастительное тоже есть. Я думал, это случайный набор элементов. Но получить его можно так же случайно, как ударить по клавишам пианино и лунную сонату проиграть. Пока это все, что нарыл. На связи. А. К.».
Вытряхнув из рюкзака барахло у себя в комнате, я подобрала вырванные из газеты фотографии лже-Аллы, Кости и школьную фотографию настоящей Аллы. Приклеила их грубо крест-накрест скотчем прямо по обоям. В центре Костя. Слева лже-Алла – блондинка с прямыми волосами. Справа настоящая – блондинка с кудрявой копной.
Над ними детское фото, которое отдала Воронцова, на котором были я, Максим и Алла. Внизу вырванный профессором листок с уравнением, объект mi2 обведен ружейным прицелом.
Я подчеркнула ту часть, что расшифровал Антон, выяснив про ядовитое растение.
– Борец. Ядовитая трава, вызывающая галлюцинации, амнезию, помешательства и сердечные приступы. Но как ты отравила им Костю? Он ничего чужого не пил и не ел. Мы больше суток провели вдвоем и питались одним и тем же. А потом он открыл кому-то дверь, думая, что принесли завтрак… и пропал. Что же ты изобрела? Почему сказала, что все это ради меня?
Я стучала пальцами по детской фотографии. На той площадке собрались мы все: Костя отмечал день рождения с одноклассниками, мои родители и Воронцовы устроили пикник. Алла, я и Максим играли с другими детьми, ели именинный торт Кости.
– Ты все спланировала… И взрыв на трассе. Его ты тоже придумала? Костя мог умереть, если бы остался в машине. Или здесь накосячил Максим?
Я листала фотографии, снятые на телефон в резиденции Воронцовых.
– Чем ты шантажировала Максима? Почему он покладисто исполнял свою роль? И так искренне, – усмехнулась я.
Смешно вспоминать, как я представляла нас парой, хотя… идеально сложенный пазл никуда не исчез. Почему-то раньше я не пробовала соединить себя и Костю. И сейчас тоже не могла. Я не хотела знать правду, как цыганка, не желающая знать свое будущее.
Хватит верить пазлам. Уже поверила в Максима – и что из этого вышло? Кем он оказался? Приперся в Оймякон с Роксаной при первой же возможности.
«Не верь ей…» – усмехнулась я в мыслях. Поцеловать меня на кухне