Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем мне девочка? О чем я с ней буду разговаривать? Анжело считает, что я должен вести Маленькую Энн в кино только потому, что мне положено ходить на свидания.
Гнев Марио отвлекал от истинной проблемы. Его эмоциям — неважно, правильным или нет — суждено было навсегда остаться внутри. Анжело исполнился бы дружеского сочувствия и надавал бы кучу советов, если бы у Томми действительно были — как там эта неуклюжая фраза? — проблемы с девочками. А вот настоящие чувства и заботы: расстройство по поводу приступов отчаяния и вины у Марио, страдания из-за невозможности провести хоть минуту наедине без необходимости врать — все эти горести не вызвали бы у Анжело ничего, кроме ужаса и отвращения. Выход был лишь один: не дать никому узнать. Никогда.
Он мог бы взять Маленькую Энн в кино, и люди бы одобрительно улыбались. Он мог бы тискаться по углам с этой грязной Джейн Роза — Анжело бы хмурился, предупреждал о последствиях, но по-прежнему смотрел бы снисходительно. А если бы Томми действительно угодил в переделку, с радостью пришел бы на помощь. Он мог бы подцепить одну из полоумных девиц, преследующих гимнастов после каждого представления, и всем было бы наплевать. Потому что мальчишки есть мальчишки.
Черт подери, я мог бы ошиваться вокруг хоть со старой шлюхой, и никто бы и глазом не моргнул. Всем все равно. До тех пор, пока это женщина.
А Марио, который взрастил в нем только хорошее, все, о чем Томми смутно думал, как о благородном, добром, бескорыстном и любящем… Один лишь намек на происходящее между ними — и впереди лишь крах.
Марио вяло глянул на него.
— Это я тебя во все втянул. Я убить себя готов, когда понимаю, что все тебе испортил. Клянусь, я только хотел, чтобы ты был счастлив. А вместо этого… отнял у тебя детство…
С ноющим отчаянием Томми понял, что Марио опять погрузился в один из своих приступов самобичевания, которые превращались в пытку для обоих. Натянутые утренним разговором с Анжело нервы не выдержали: агония снова переплавилась в злость.
— Хватит уже тупить, а? Я возьму ее в кино, и все на этом. Ради бога, я же не собираюсь с ней трахаться!
Марио горько улыбнулся.
— Почему бы и нет? Уверен, ей бы понравилось.
— Слушай, — Томми сжал кулаки. — Прекрати! Маленькая Энн хорошая девчонка, я ее всю жизнь знаю. Я же не говорю гадости про Лисс.
А затем он вскипел по-настоящему.
— И знаешь что? Если я захочу позвать девушку на свидание… то буду хоть целоваться с ней, хоть трахаться! И уж точно не собираюсь падать на колени и выпрашивать у тебя разрешение!
Воскресным утром Томми постучался в красный трейлер. Открыла ему Марго Клейн, кутающаяся в выцветшее синее кимоно.
— Томми? Надо же. Редкий гость! Что-нибудь хочешь или поздороваться заглянул? Зайдешь?
— Нет, спасибо.
Томми смотрел на нее критически и неуверенно. Он знал Марго с раннего детства, но лишь сейчас впервые понял, какая пропасть лежит между человеком, которым он ее себе рисовал, и человеком, которым она была на самом деле.
Собственная уверенность пошатнулась, не находя должной опоры. Видел ли он настоящую Марго в доброй вспыльчивой женщине, которую в детстве звал «тетя Марж» и которая научила его работать на трапеции? Сейчас же между его тетей Марж и той, которая крутила роман с Анжело, наметился зияющий раскол.
Томми впервые посмотрел на Марго, как на женщину, и это смутно его беспокоило.
— Я ищу Маленькую Энн. Она здесь?
— Посмотри у Ма Лейти. Ты в этом году совсем не работаешь в костюмерной?
— У меня много других обязанностей, — ответил Томми и отправился к большому грузовику, служившему цирковым гардеробом.
Под светом голой лампочки Маленькая Энн перебирала вешалки, сверяясь с распечатанным листом. Кончики ее длинных светлых волос были завиты в маленькие кудряшки и заколоты невидимками. Элен Бреди рылась в буфете, спрятавшись там по плечи. Ма Лейти сидела на громоздкой лавке в углу — ни один обычный стул ее не выдерживал — и мелкими быстрыми стежками скрепляла куски тарлатана.
— Можно войти, Ма?
Обе девушки обернулись. Элен выронила металлическую коробочку, брякнувшую о пол.
— Ой, ты блестки рассыпала. Давай помогу собрать, — Томми опустился на колени рядом с ней. — Дай листок. Главное, чтобы к полу не прилипли.
Он осторожно собрал красную сверкающую мелочь на бумагу и высыпал обратно в коробочку.
Элен была симпатичнее Маленькой Энн — тихая, кареглазая, с темными волосами, спадающими на плечи.
— Я думала, ты уже все забыл.
— За одну зиму? Я же не совсем безмозглый.
— Где это ты пропадаешь? — спросила Элен.
— Да на самом виду — на аппарате, — отозвался Томми. — А если ты меня не видишь, просто прислушайся. Где Папаша Тони вопит, там и я.
— Почему же ты здесь больше не работаешь? — поинтересовалась Ма Лейти. — Только-только я втолковала тебе, где что лежит. А ты уже выступаешь и слишком взрослый, чтобы заниматься гардеробом.
— Ничего подобного, Ма, — неловко запротестовал Томми. — У меня просто слишком много дел. Отвечаю за костюмы и все такое.
Маленькая Энн хихикнула.
— Ходишь по кругу, да, Томми? На параде самый старший ребенок следит за реквизитом. А теперь ты летаешь, и у них ту же самую работу выполняет самый младший!
Ма Лейти улыбнулась.
— Зато когда он станет старым и толстым, то все равно сможет приносить цирку пользу.
— Воздушные гимнасты не толстеют, — возразила Маленькая Энн. — Стареют, да, но не толстеют. Посмотрите на Папашу Тони. Ему, наверное, лет семьдесят стукнуло.
Она положила лист на стол.
— Я всё, Ма. Эта последняя замена все баламутит,
