вспомнив, как меня попарил водяной в банях Шереметьевых. — Я ополоснусь и только. Париться сегодня не стану.

— Уверены? — с надеждой уточнил мальчонка, глядя мне за плечо на работников, которые устанавливали сцену у пляжа.

— Ступай. Я тут сам справлюсь.

Просить дважды не пришлось. И я почти тотчас остался один. Оглянулся на темную стену леса, который раскинулся на другом берегу. В свете заходящего солнца он казался мрачным и загадочным.

Рядом со мной в траве застрекотали кузнечики. Неподалеку принялась отсчитывать чьи-то года одинокая кукушка. Я подумал, что мне и тут уютно, как дома.

Толкнув дверь, я оказался в просторном предбаннике. Здесь было темно, пахло можжевельником и полынью. Я сгрузил чистое белье на лавку, разделся, бросил одежду в плетеную корзину в углу. Взял со стола кувшин и отпил студеного хлебного кваса. Потом утер губы и вошел в парилку. Внутри покачивался горячий сухой воздух. Я плеснул ковш воды на раскаленные камни и отошел подальше, чтобы не оказаться в клубах обжигающего пара.

Затем лег на лавку, на спину и прикрыл глаза. Лишь падающие капли воды разбавляли тишину. Я подумал, что быть может сегодня последний день, когда я мог насладиться спокойствием перед русальей неделей.

— И вновь продолжается бой, — напел я едва слышно и улыбнулся.

Затем поднялся, смочил мочалку и натер ароматным травяным мылом. Я долго соскребал с себя грязь прошедших дней. Казалось, что с каждым разом, как я смывал с кожи пену, мне становилось легче.

Хотелось смыть с себя даже воспоминания о том, что произошло на днях. И дело не в том, что меня мучала совесть. Я бы сделал все то же самое, если вернулся назад во времени. Мне пришлось защищать то, что я считал своим — людей, которые мне дороги. И плевать, что эти самые люди вполне могут считать меня посторонним.

Кожа уже скрипела, когда я, наконец, окатил себя прохладной водой из кадки и отфыркиваясь вышел в предбанник. И остолбенел.

Она едва переступила порог и смотрела на меня потемневшими глазами. Весь мир внезапно сузился до лица девушки, которая стояла передо мной прямо сейчас.

— Ты… — прошептала Лилия и попыталась попятиться.

Тьма юркой лентой обвила дверную ручку и захлопнула дверь, отрезав Водяновой путь к отступлению. Мне стало плевать, что будет в следующую минуту. Даже если сирена убьет меня, выпьет мою жизнь до самого донышка. Я подошел к ней и сгреб в охапку. Зарылся носом в ее волосы у виска. Светлые локоны пахли цветами и прибитой дождем пылью. Дыхание, которое обжигало мою шею, казалось прерывистым и частым. Тонкие пальцы впились в мою спину, и я подумал, что даже если бы Водянова попыталась меня оттолкнуть, то у нее ничего бы не получилось.

— Нельзя же так, — слабо простонала гостья.

— Ты ведь правда здесь? — спросил я и мысленно отругал себя за это.

Даже если все происходящее — горячечный бред моего отравленного угарным газом мозга, то разве это важно? Лилия была в моих руках, и все остальное было пустым.

Я отстранился лишь для того, чтобы обхватить девичье лицо ладонями и наклониться к ее губам. Они были мягкие, сладковатые на вкус. Лилия поначалу замерла, позволив мне ее целовать. А потом ответила порывисто и жадно. Обвила руками мою шею, поднялась на носочки. Ее не смущала моя нагота. И то, что мы оказались в предбаннике вдвоем. Между нами сияла сила, осыпаясь на пол искрами. Я вдруг ощутил, как из меня вырвалась тьма, но сопротивляться этому не хотелось. Все исчезло вокруг и только сияние в глазах сирены оставалось единственным источником света. Девушка тянула в себя мою жизнь, а потом словно опомнилась и вернула ее, вместе с чем-то освежающим, прохладным. Чем-то, что омыло меня изнутри и вновь прокатилось по венам, чтобы вырваться наружу.

Я подхватил девушку под бедра, и она обвила меня ногами, скрестив лодыжки за поясницей.

— Моя, — шепнул я, дурея от восторга.

— Твоя, — прозвучало обещанием, после которого все остальное потеряло смысл.

Глава 31

Начало

Я открыл глаза и резко сел. В парной было прохладно. Дрова давно прогорели, и камни остыли. Поднявшись на ноги, я вышел в предбанник и понял, что все осталось на своих местах, а девушки здесь не было. Вот только в воздухе качался аромат белых цветов, от которых сердце сбивалось с ритма. А спина саднила, словно кто-то ее поцарапал.

— Вот так и сходят с ума, — пробормотал я.

Затем быстро оделся во льняную одежду, в которой в деревне сегодня были облачены все. Вышел наружу, в свежий вечер, обрамленный в темное сиреневое небо со всполохами закатившегося за лес солнца. Где-то недалеко квакали лягушки. Возле моего терема меня встретили наглые сверчки и небольшая полосатая кошка, которая отиралась у двери, где кто-то оставил корзинку, прикрытую полотенцем.

— Тут живут хорошие люди, — раздался голос и из сумерек вышел Дито.

Парень выглядел взлохмаченными усталым.

— Много работы? — спросил я.

— Мне в радость помочь местным, — отмахнулся парень и принял мое приглашение усесться на скамью. — Да и труд никогда не бывает лишним. Тем более, он помогает не думать о том, о чем помышлять не стоит.

— О чем речь? — насторожился я.

— Ни о чем, — иноземец потупился и сцепил пальцы в замок. — Мы все очень благодарны за то, что нам дали шанс на новую жизнь.

— Мне стоит о чем-то знать? — осторожно уточнил я.

— Като у нас немного болтливый. И намекнул, что тут есть девушка, которую вы считаете своей.

— Он не солгал, — кивнул я.

Дито уронил голову, словно смиряясь с чем-то, и попытался встать на ноги.

— Погоди, — приказал я и тут же смягчил тон. — Мне кажется, что ты все не так понял…

— Я видел, как она к вам приходила, — вздохнул парень.

— Правда? — оживился я. — Мне показалось, что…

Тут я нахмурился и заставил себя спросить:

— Ты говоришь о той, кто приезжает из особняка? Лилии Владимировне?

— Нет, — насупился парень. — Та, что принесла вам одежду. Я видел…

Он все же встал на ноги и резко поклонился.

— Простите, княжич, это не мое дело.

— Вот тут ты не прав, — я качнул головой. — Старостина дочка просила благословения.