– Я тебя прошу…

– Да ладно, – сказал он, стоя на коленях рядом сней. – Не бойся, будешь умницей, обойдется без самоубийства… Ну-ка,поближе. Законного мужа ублажаешь, чего уж там… Живенько расстегни мне джинсы,так, возьми в ротик…

Глядя сверху вниз на русоволосую головку, он медленно отвелс шеи Лики прядь волос – стволом пистолета. Никакого удовольствия и возбужденияне чувствовал – одну злобную радость. Процедил сквозь зубы, придерживая левойрукой ее затылок:

– Настоящего мужика захотелось? – и, убрав руку,стараясь говорить как можно небрежнее, приказал: – Хватит.

Ложись. Ноги раздвинь. Развяжи пояс. Распахни халат. Рукипод голову. Что надо отвечать? Ну?

И осклабился, услышав тихий испуганный голос:

– Как вам будет угодно, сэр…

Медленно опустился на диван, упираясь локтями, не выпускаяпистолета, вошел в нее, сухую и напряженную. Прикрикнул:

– Ноги сдвинь!

Лика лежала неподвижно, но это был сущий пустяк, ничего неменявший. Тихонько охнула от боли – Родион грубо и откровенно насиловал ее,высоко приподнявшись на локтях, так, чтобы соприкасались не больше, чемнеобходимо, рывками бросая тело вниз-вверх, выдыхая сквозь зубы:

– Лежи, шлюха… Спасать вздумала?

Теперь она казалась совершенно чужой, покорно ерзавшей подним куклой. После десятка сильных толчков Родион замер, глядя в еезапрокинутое, оскаленное лицо с ползущими по щекам слезами, выдержав паузу,рывком вышел из нее, встал и налил себе джина, удовлетворенно оглянулся черезплечо. Лика приподнялась, тихо всхлипывая, завязывала пояс. Он бросил пистолетв ящик и сказал почти мирно:

– Вот так по-настоящему и наказывают. Это тебе не в субретокиграть… Отольются тебе мои поллюции…

– Скотина…

– Я ведь могу и повторить. С вариациями.

Она спустила ноги с дивана – и отскочила к двери. Торопливосказала:

– Ближе, чем метров на пять, ты ко мне теперь не подойдешь.А это уже будет не самоубийство…

– Глупенькая, – усмехнулся он. – Я же пошутил. Неубивать же всерьез шлюху такую…

– Убирайся из квартиры! Немедленно! Куда глаза глядят!

– В милицию жалиться пойдешь? То-то похохочут за спиной… А ямогу порассказать кое-что, неосмотрительно мне поведанное: я вашу деловуюпрактику имею в виду, не всему еще срок давности подошел…

– Никуда я не пойду, – сказала она, стоя в дверях иотшатываясь при каждом его движении. – Но ты убирайся.

– Даже странно слышать такое от вполне рыночной дамы, –сказал Родион спокойно. – Квартира, если помнишь, в нашем совместномвладении, у каждого своя доля, это тебе не советские времена… Хочешь делить,давай поговорим, как приличные бизнесмены…

– Тебе лечиться надо…

– А тебе? – Он сел в кресло и закинул ноги настол. – По крайней мере, я тебя оттрахал без всяких извращений, не то чтоиные прочие…

– Я не об этом. У тебя глаза безумные.

– А у тебя – блядские. Ладно, садись и налей себе стаканчик.Обсудим насчет развода, как цивилизованные люди. Никто никого не спасает, никтони на кого не пишет заявлений. Расходимся культурно.

– Ты же погибнешь, дурак… – Что-то изменилось у нее вглазах, но обида и боль там оставались по-прежнему.

– Ну, это ты преувеличиваешь, – пожал плечамиРодион. – У меня другие планы. Садись, выпьем. Я тебе ничего не порвал? Ужизвини, накипело…

– Господи, у тебя и тон обычный…

– А что же мне, истерически стенать? Считай, это тебе вместооплеухи… Анжелика.

Лика, с исказившимся лицом, круто повернулась и выбежала.Вразвалочку направившись следом, Родион увидел, что она, хлопнув дверью,скрылась в своей комнате. Подошел, бесшумно приоткрыл дверь, заглянул вщелочку. Она лежала на кровати ничком, прижимая к лицу подушку, вздрагивая всемтелом.

Хмыкнув – ну вот и ладушки, пусть проплачется, –вернулся к себе и, тщательно обтерев носовым платком пистолет, засунул его поддиван. Следовало учесть возможные неожиданности, продиктованные оскорбленнымженским самолюбием. Состроив глупую физиономию, пробормотал:

– Ну откуда я знал, начальник, что она такие игрушки домойтаскает, да еще в моей комнате бросает…

И налил себе еще джину. Минуты через две в дверь позвонили,в первый момент у него поневоле оборвалось сердце, но тут же неведомо откудапришли хладнокровие и уверенность, он направился в прихожую, готовый встретитьлюбую опасность пренебрежительной усмешкой и гордо поднятой головой. Даже еслинапали на след – «ТТ», а также все прочее, хранящееся в подвале в домеСамсона, – все тщательно протерто, доказать что-либо невозможно…

– Привет, – сказала Маришка. – Ты чего такойвзъерошенный? Спал? А я без машины, выпили тут с ребятами неподалеку, дай,думаю, заскочу в гости…

– Ну и правильно, – сказал он, посмотрел наплощадку. – Пес-то где?

– Дома сидит… Ты один?

– Нет, где-то женушка обретается, – сказал Родион,помогая ей снять куртку. – Не в духе она сегодня, так что, может, и несоизволит выйти…

Когда они направлялись на кухню, сзади стукнула дверь. Ликавышла, остановилась перед ним, вздернув подбородок, щеки были уже сухими, новсе равно с первого взгляда понятно, что совсем недавно плакала в три ручья.Чего за последние лет семь с ней на памяти Родиона не случалось – и он ощутилприлив законной гордости, пронять железную леди было непросто. Только сейчас онпонял, что давно и яростно ее ненавидит, оказывается…

– Значит, так, – сказала Лика, сердито посверкиваяглазами, словно и не замечая Маришки. – Я никуда не иду и никому нежалуюсь. Но разводимся моментально. С моей стороны препятствий не будет.Алиментов не требую, обойдусь. Квартиру мне делить, честно говорю, не хочется.Спокойно подсчитаем, сколько стоит твоя доля, и купим тебе отдельную.Устраивает?

– Вполне, – сказал Родион. – И даже не нужно мненичего покупать, наличные вполне устроят. Не обманешь?

– Не обману, – презрительно бросила она. – Еслисомневаешься, обратимся к независимым оценщикам…

– Как вам будет благоугодно, – сказал Родион с манернымпоклоном.

Он прекрасно понимал, что это не нахлыв, не влияние момента,не оскорбленная гордость вещует – это полный и окончательный разрыв. А значит,вся прошлая жизнь уходит в небытие. Но ни капли сожаления он отыскать не мог,одно лишь облегчение раба, не просто отпущенного на свободу – самого ставшегогосподином.

– Полный отпад, – ошалело разглядывая их, прокомментировалаМаришка. – Анжелка, ты что, всерьез?

– Я тебе не Анжелка, – сердито отрезала Лика, все еще,должно быть, кипя.