– А ты почему во Вроцлаве притворился, будто не понял, кчему я тебя склоняю? – вдруг спросила Маришка.

– Тогда ты маленькая была, – сказал Родион.

– Ох уж…

– Я человек старого закала, – усмехнулся он.

– Ага, а что это за блондинку Лика поминала, человек старогозакала?

– Ну, это мои дела, – сказал он, не особенно и смутившись. –Или начинаются сцены ревности?

– Да ну, какие сцены, интересно просто… Я-то вижу, ты нетакой тюфяк, каким она тебя считает…

– Я загадочный, – согласился он, рассмеявшись. –Ты поняла, а вот она не поняла…

– Я тебя, между прочим, лучше понимаю, чем тыдумаешь, – заявила Маришка многозначительным тоном.

Он усмехнулся во весь рот, полуотвернувшись, – девочкахотела замуж и шла к цели на всех парусах…

– Слушай, – сказал он с интересом. – А не есть лия случайно твоя детская любовь? Так приятно было бы для самолюбия, сроду ничьейдетской любовью не был…

– Да нет, – сказала она серьезно. – Когда вы с нейженились, я с одним шестиклассником гуляла, чисто платонически была влюблена…Тут, наверно, получился сплошной синдром младшего ребенка. Я какую-то книжкупро это читала, сплошная психология, автор импортный… В общем, младший всегдазавидует старшему и хочет иметь все то же самое. Ты знаешь, и правда. Я стоюголенастым цыпленком, ни бюста еще, ни фигуры, а она – в пышной фате, госпожановобрачная, парень ей достался – отпад. Машина, квартира, вы с ней студентыоба, а меня кавалеры на великах катают купаться…

– Это у тебя уже столь женские мысли были в двенадцать-толет? – фыркнул он.

– Ну, вряд ли, я, скорее всего, потом все это продумала ипроанализировала… А тогда просто завидовала, побыстрее повзрослеть хотелось.

– И повзрослела… – сказал Родион, нахально распространяяруки. – И ты знаешь, стоило взрослеть…

Она какое-то время лежала молча, покоряясь и учащенно дыша,потом вдруг, легонько отстранив его руку, выпалила:

– А она тебе с размахом изменяет, знаешь?

– Предполагаю, – после короткого молчания сказалРодион.

Не рассказывать же ей про фешенебельное заведение и чертовадоктора?

– А я вот не предполагаю, а знаю. Хочешь, покажу что-то?

– Ну, давай…

Она вскочила, быстренько запахнувшись в халатик, – вотличие от Лики, стеснялась расхаживать обнаженной перед лежащим в ее постелимужиком, прошлепала босыми пятками к серванту, повозилась там и вернулась сбольшой фотографией.

Родион всмотрелся – и не испытал особого потрясения, кудатам после камерного видеопросмотра… Скорее уж ощутил удовлетворение охотника,узревшего на мокрой земле четкий след…

Интерьер был Родиону совершенно незнакомым – уголок комнаты,оклеенной пестренькими обоями, больше похожей на обычную квартиру, чем накакой-нибудь офис, красивый мини-диван, обитый вишневой тканью.

И обнаженная пара на этом самом диване – сидят в спокойной,непринужденной позе, обнявшись и держа на лицах легкие улыбки довольных жизньюи друг другом людей. Лика – и тот тип, что был с ней в усачевском заведении.Родион его моментально опознал, совсем нетрудно было…

– Помнишь, у меня был день рождения? – сказалаМаришка. – Она тогда здорово поддала, вот и почирикали две сестрички зажизнь крайне откровенно. Ты уснул, набравшись, а мы на кухне шампанскоедоканчивали, она определенно жалела потом, что распустила язычок, жуткие клятвыс меня брала, я и молчала старательно целых полгода – а теперь вот невыдержала. Фотку то ли она забыла, то ли я сперла, уж и не помню сейчас, обебыли хороши. Она и не хватилась потом, там штук десять было – да и я ее толькочерез два дня нашла под книгой…

– А это что за хрен? – спросил Родион грубо. –Говорила она?

– С ее фирмы, тоже какая-то шишка ее полета.

Родион замолчал, разглядывая фотографию в тусклом сиянииночника. Фыркнул сердито – представил, насколько безобидно она выглядит на фонеиных запечатленных изысков…

– Только ты меня не закладывай… – с неподдельнымбеспокойством сказала Маришка – молоденькая фермерша, боровшаяся за своесчастье чисто крестьянскими методами…

– Могила, – сказал Родион серьезно.

Наконец-то он понял, что вывело его из себя: не цветнойснимок в стиле «ню», а поэтическое содержание, если можно так выразиться, матьего за ногу…

Самое удручающее – в этой фотографии не было ни капливульгарного, порочного, похабного. Даже здоровой эротикой не пахло, пожалуй. Ине имело значения, что оба сидят обнаженными, – лица и позы стольбезмятежны, естественны, чисты, что любой, самый предвзятый наблюдатель узритнепременно влюбленную пару. Людей, связанных настоящим чувством. У Родионахватило беспристрастности это понять.

Это-то и бесило неимоверно – не то, что Лика валялась подчужим мужиком, не то, что они устраивали раскованные сексуальные забавы, дажене то, что некий посторонний предмет побывал в ее губках – а то, что она,сучка, была в этого скота влюблена. И сама была для него чем-то большим, нежелиобыкновенная любовница, с которой хорошо потрахаться на уютной безопасной хате…

Просматривая видеозапись, он злился, и не более того. Затотеперь чувствовал себя обворованным. Ограбленным. Неимоверно униженным чужойлюбовью, обращенной на принадлежащее ему, – любовью, не оставшейсябезответной…

– Слушай… – неуверенно протянула Маришка.

– Я спокоен, – сказал он сквозь зубы. – И дажевесел…

– Правда? – с сомнением спросила Маришка. – А лицоу тебя злое…

– Ну, а что же ты хочешь? – хмыкнул Родион, поймав ееза край халатика и усадив рядом с собой. – Чтобы я с каменным лицомвстречал такие новости? Как-никак законная супруга… А что она вообще говорила?

Маришка замялась. Родион опрокинул ее на кровать и принялсящекотать. Она вырывалась, отчаянно повизгивая, шлепала его по рукам, ноосвободиться не могла.

– Защекочу ведь, – сказал он весело, и в самом деле немучаясь уже нисколечко. – А то и хуже – халат сниму и голенькой по комнатепущу…

– Родька…

– Колись, несчастная…

– Ну, что… Говорила, завелся друг, и давненько. Настоящиймужик, мол, не то что некоторые, и на ногах-то он уверенно стоит, и по жизниидет уверенной походкой бульдозера на дизельном топливе…

– Разводиться со мной не собиралась, часом?

– Вот это нет, – серьезно сказала Маришка. – Унего, изволите ли видеть, двое очаровательных карапузиков, и они ухода папочкине перенесут. Похоже, правда. Лика говорила, ужасно мучаются они оба, и жаждутсоединить судьбы, и карапузиков не хотят сиротить…