Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Послышался шум мощного мотора. Встрепенувшись, он вышел напотрескавшийся серый асфальт, издали давая отмашку «стоп-сигналом». Мигалкадавно уже была установлена на крыше «москвича».
Видимо, со стороны все выглядело безукоризненно и подозренийне возбудило ни малейших – после всех нововведений, перемен, да и Чечнивдобавок шантарские жители привыкли к стражам порядка самого экзотическогооблика – бородатым и в комбезах без погон, а уж темные очки вовсе казалисьнеотъемлемой деталью имиджа… Как и капюшоны, кстати.
Сделав водителю знак открыть дверь, он не спеша двинулся кавтобусу. Из высоких окон на него смотрели в основном равнодушно, он неподметил особого любопытства и уж тем более – тревоги. Дело житейское, пару разна улицах Шантарска по столичному обычаю торчали и бронемашины…
За эти полдюжины шагов он успел подумать о многом. О том,что в Шантарске и прилегающих районах еще ни разу грабители не останавливалиавтобусы. О том, что еще ни разу на трассе, ведущей из Шантарска в аэропорт«Ермолаево», не случалось вооруженных ограблений машин. О том, что отсюда сжелезной непреложностью вытекает: убаюканные безопасностью трассы земляки неждут нападения, а также, что немаловажно, ни у кого из них нет при себе игазового баллончика – все они рассчитывают через часок с лишним сесть наулетающий в Стамбул самолет, а в самолет с оружием самозащиты не пускают.Десятка четыре «челноков», стараниями фирмы «Шантарск-Трэвел» отправленных ктурецкому берегу, где они будут, высунув язык, носиться по дешевыммагазинчикам, встречаемые и провожаемые вежливейшими улыбками навострившихсяболтать по-русски потомков янычар, ничуть не горящих желанием отомстить запоражения предков под Кагулом и Баязетом. Они уже ощущают себя словно бы самуючуточку в Турции, они расслаблены и беспечны – и у каждого, что характерно,кошелек набит зелеными бумажками, да и рублями тоже…
На него пахнуло горячей волной от разогретого мотора. Сосвоего места выжидательно, без малейшего страха смотрел шофер, пухлощекий, вкожаной курточке.
Сзади стукнула дверца «москвича» – выбралась Соня, и, какбыло предусмотрено диспозицией, двинулась следом.
В автобусе по-прежнему ничего плохого не подозревали – полицам видно. Одним махом взлетев на ступеньки, Родион оказался в салоне.Предупреждая вопрос привставшего водителя, громко, властно распорядился:
– Прошу приготовить документы, досмотр!
«Сильно еще трепетное преклонение перед властями вроссийском народе», – то ли с умилением, то ли с раздражением былоговетерана демократических битв подумал он, словно бы невзначай повернув автоматтак, чтобы дуло смотрело в аккурат на переднее сиденье, в грудь толстобрюхомумужичку с седыми лохматыми бровями, восседавшему рядом со стройной и юнойкрасоточкой, одетой дорого, но без особого вкуса, – а эти, похоже, летятне за ширпотребом, по рожам видно прелюбодеев новейшей формации, вместотрадиционных «квартир друзей» способных раскошелиться на третьеразрядныйцарьградский отельчик…
Меж дулом и обтянутым малиновым пиджаком объемистым чревомбыло не более двадцати сантиметров, и это неприглядное соседство стреляющегопредмета подействовало должным образом: и брюхатый, и его фемина слаженнополезли за документами – он во внутренний карман, она в черную сумочку.
Слегка подтолкнув Родиона локтем, мимо протиснулась Соня, сневероятно деловым видом прошла в конец салона, встала там, раздвинув ноги,держа револьвер дулом вверх по всем правилам – поддерживая левой рукой запястьеправой, указательный палец положив на скобу Вид у нее был крайне авторитетный ивнушающий невольное уважение. Те, кто сидел ближе остальных, косились на нее снесомненным чувством смутной тревоги, охватывающей каждого, даже кристальночистого россиянина, угодившего пред ясны очи представителя власти. Впрочем, наодиннадцатом году перестройки кристально чистых перед властями россиян,пожалуй, придется искать со служебно-розыскными собаками и электроннымимикроскопами…
Дело пошло, лед тронулся – уже все дружненько полезли запаспортами. Ни одного ребеночка в салоне, так что тень Феодора Михайловичаможет почивать в мире и благорастворении эфира…
– В чем дело, начальник? – спросил шофер именно темтоном, какого Родион и ожидал: смесь легкой угодливости и легкой развязности.
– Проверка, – бросил Родион, не удостоив еговзглядом. – Дверь закрой быстренько… – и, когда за его спиной мягкоскользнула на место дверь, громко распорядился: – Шторки задернули живенько!Быстрее кончим, быстрей поедете, граждане…
Люди зашевелились, опять-таки без малейшего удивлениязадергивая синие шторки, в салоне стало чуть-чуть темнее. Родион сделал шагвправо, нагнулся, небрежно отодвинув левой рукой шофера, выдернул ключзажигания и вернулся на прежнее место.
Вот тут до водителя, по лицу видно, стала понемногу доходитьнехорошая странность ситуации… Но большинство пассажиров даже и не заметили,что проделал Родион, сидели, держа красные книжечки в разноцветных обложках навиду. Правда, у брюхана расширились глаза – он-то видел прекрасно, – и,стремясь господствовать над ситуацией с самого начала, Родион рявкнул, длявящей убедительности поведя стволом:
– Внимание! Быстренько достали бумажнички! Все до одного иживенько! Кто дернется, суки, пожалеет!
При этом он косил глазом вправо – и движение шофера уловилмоментально. Атакой тут и не пахло, водила просто машинально посунулся кРодиону, и тот несильно врезал ему откинутым прикладом по уху Издав нечтосреднее меж вскриком и оханьем – удар для жизни не опасный, но весьмаболезненный, – шофер скрючился, обхватив голову.
И тут спутница толстяка отчаянно взвизгнула, что, в общем,было Родиону только на руку, но толстяк кинулся зажимать ей рот со стольиспуганным видом, что Родион едва не расхохотался. И повторил громко:
– Бумажники вытянули, твари, кому говорю!
В задних рядах кто-то негодующе вскрикнул, вскакивая,ударился макушкой о низкий потолок – и сейчас же хлопнул выстрел, под потолкомбрызнул осколками овальный плафончик. Соня сработала четко, а резиновая пуля натакой дистанции способна наделать дел, плафон разлетелся крайне убедительно,можно сказать, агитационно, вряд ли кто-нибудь сумел рассмотреть пулю в полетеи определить, что она не свинцовая…
– Живо, мать вашу! – крикнул Родион с ненаиграннойзлостью. – Вторая пуля пойдет кому-то в башку… – и повел автоматомвправо-влево, поторапливая близсидящих. – Или нам с трупов башли снимать?!
Момент был решающим – он, конечно, не мог бы стрелять,начнись суматоха с истерикой… Еще и оттого, что пятнадцати патронов в обоймепистолета, безусловно, не хватило бы на всю эту ораву, а автомат годился лишьдля использования в качестве дубины. Если вскочат все разом, кинутся – сомнут,массой задавят…
Не вскочили и не кинулись. В очередной раз подтвердилисьдавным-давно открытые истины, касавшиеся психологии толпы. Их здесь человексорок, но каждый сам по себе, зажат страхом и в герои не рвется, ситуациякрайне неподходящая для того, чтобы вмиг выдвинулся вожак, даже если иприсутствует среди них потенциальный лидер, не успеет себя проявить – тут вамне чистое поле и не улица, всяк сидит в глубоком кресле, как в крохотнойкамере…