– Ты откуда взялся, такой скромный?

– Я не местный.

– Оно и заметно. – Девушка оценивающе оглядела Савьо. – Но ты симпатичный, хоть и рыжий. Я не люблю рыжих. Парень, который ухаживал за мной, был рыжим и жутко противным. Но потом он ушёл в другой город и позабыл про меня. – Девушка продолжала с любопытством изучать писаря. – Может, поможешь донести ящик с яблоками до повозки? А то мой брат по дороге из города поранил ногу, и мне приходится носить яблоки корзинами. Ящик мне не поднять.

Савьо кивнул.

Ящик и вправду оказался жутко тяжёлым, и Савьо порядком запыхался, пока донёс его до скромной повозки, в которую была впряжена единственная лошадка – весьма, впрочем, ухоженная и упитанная.

– Здравствуй, касатка. – Девушка ласково погладила лошадь и угостила её яблоком.

– Кто это, Лия? – Сидящий на повозке парень недоверчиво покосился на Савьо.

– Он помог мне донести яблоки. А это мой брат Тод, тот самый, что умудрился наступить на осколки кувшина.

Писарь посмотрел на хмурого парня с обветренным лицом, усыпанным, как и у его сестры, кучей веснушек. Нога Тода была замотана какой-то грязной тряпкой. Взгромоздив ящик на телегу, Савьо вытер вспотевший лоб рукавом.

– А почему вы не проехали на телеге в город?

– Потому что с каждой повозки берут плату, а нам нечем заплатить. Мы взяли у нашего дяди яблоки и теперь поедем продавать их в соседний город, там можно выручить больше денег, – пояснила Лия.

Савьо ещё раз взглянул на Тода. Ему внезапно вспомнился разговор с Псом на рынке, когда парень посоветовал ему смотреть в оба, дабы заметить знак богов и отыскать нуждающегося в его старых сапогах.

К моменту, когда Айзек нашёл их, Савьо уже выслушал кучу благодарностей за подаренные Тоду сапоги и договорился о том, что брат с сестрой подвезут юношу и его друга до ближайшего поселения.

Путь по ухабистой, изрытой колеями дороге занял чуть ли не весь день. Распрощавшись с новыми знакомыми, Савьо и Айзек свернули к расположенному чуть в стороне от дороги городку, на который им указали Лия и Тод. Но стоило только повозке скрыться из виду, как к Псу вернулась его ставшая в последнее время постоянной подозрительность. Убедившись, что их никто не видит, Пёс развернулся и зашагал в другую сторону.

– Не думай, что я осуждаю тебя за то, что ты нашёл нам повозку, изрядно сократив потраченное время и сохранив наши силы, – начал Айзек, предупреждая готовые сорваться с языка Савьо вопросы. – Спасибо тебе за это. Но тем не менее нам нужно сохранять осторожность. Чем меньше людей видит нас, тем лучше. А ещё надёжней – когда никто не знает нашего настоящего местонахождения. По крайней мере, пока мы не уйдём с прилегающих к Фарленду земель. Привыкай к жизни в бегах, друг Савьо.

Найдя убежище под раскидистыми ветвями крепких дубов, в которые упиралось раскинувшееся за городком поле, беглецы подкрепились сочными сладкими яблоками – подарком Лии и Тода. Немного посовещавшись, парни решили остаться здесь до утра, ведь они не знали дорогу, круто сворачивающую на восток за поселением, и было не понятно, сумеют ли они найти такое же надёжное и удобное место для ночлега, как окружавший их лес.

Воспользовавшись неожиданным перерывом в путешествии, Пёс отыскал небольшую прогалину поглубже в лесу и принялся обучать Савьо искусству обращения с кинжалом.

К своему великому неудовольствию, писарь быстро обнаружил, что это занятие утомительное, трудное и нудное. Подчиняясь настойчивому Айзеку, который, кажется, уже в стотысячный раз заставлял Савьо повторять одно и то же и всё равно находил какие-то ошибки, юноша думал о том, что, видно, не предназначен судьбой для сражений – до того неуклюжим и неповоротливым он сам себе казался. В очередной раз проворонив выпад Пса и позволив тому выбить кинжал у себя из рук, писарь обречённо вздохнул и с самым несчастным видом поплёлся за своим оружием, усиленно припадая на правую ногу. В душе он надеялся, что Айзек решит, будто у друга разболелась недавняя рана, и сжалится, прекратив урок, который казался сущим мучением. Но Пёс лишь невозмутимо рассматривал лезвие своего кинжала, краем глаза наблюдая за тем, как сердитый и взмокший Савьо выискивает под кустом клинок.

Лишь когда последние лучи угасающего дня заскользили по золотистой листве деревьев, Айзек позволил писарю отдохнуть. Без сил рухнув на плащ, Савьо пробормотал:

– Я не гожусь в воины, у меня ровным счётом ничего не получается.

– И не получится, если ты заранее решишь, что тебе ничего не удастся. И не будешь постоянно тренироваться, – ответил Айзек, разглядывая что-то на покрытом листьями и мхом стволе поваленного дерева.

– Что ты там ищешь?

– Ужин.

– Ужин? – Несмотря на усталость, писаря так и подмывало подойти посмотреть, что же так заинтересовало Пса.

– Да, ужин. Грибы, если точнее. Ты когда-нибудь пробовал их? – Айзек вытащил из-за пояса кинжал и срезал горсть крупных сероватых грибов с округлой шляпкой. – Вот такие, например.

Пёс подошёл к писарю и протянул ему свою добычу. Савьо осторожно взял один гриб и принялся разглядывать его – они с отцом порой находили в поле несколько штук, но никогда юноша не видел такого: из-под загнутых книзу полей шляпки на ножку сбегали тончайшие пластинки, словно страницы полураскрытой книги.

– Какой красивый. Что это? – Писарь провёл пальцем по гладкой, чуть влажной шляпке.

Айзек пожал плечами.

– Не знаю. Гриб. Мне без разницы, как он называется. Главное, что он съедобен, и что ещё важнее – его можно есть сырым. Когда я был ещё совсем пацаном, то порой находил такие на погибающих деревьях и ел.

– А что родители? Ты никогда не спрашивал у них, как он называется?

– Спросил бы, если б было у кого.

Савьо посмотрел на помрачневшее лицо Пса.

– Прости, я не знал. Просто мне казалось, что ты… Но кто-то же должен был отдать тебя в ученики, на кого бы ты там ни учился. Можешь не отвечать, если тебе это неприятно.

Пёс скривил губы.

– Мало приятного в том, что меня продали, как домашний скот, отхватив за это немалую сумму к тому же. Скажем так, какое-то время я жил с людьми, которые называли меня своим сыном. Но это было неправдой. Я помню своих настоящих родителей. Я не знаю, как случилось, что однажды они просто пропали, а я остался один на улицах. А потом те люди взяли меня к себе. Как позже выяснилось, с определённой целью. Тем, кому меня продали, нужны были шустрые